Вспышка "пневмонии" в приферменном поселке

   Вспышка "пневмонии" в приферменном поселке

   Осенью 1956 года меня направили на четырехмесячные курсы по эпидемиологии в Ташкентский институт усовершенствования врачей. В облздравотделе предложили на выбор путевку по инфекционным болезням в Алма-Ату или по эпидемиологии в Ташкент. Желание попасть в "Ташкент - город хлебный" взяло верх. Повесть А. С. Неверова с этим необычным названием, изданная в 1923 году, еще была на слуху.

   Я опять стал "студентом" на всю осень. Сезон был замечательный. Плов узбекский шикарный, виноград и прочие "дары природы". Один знаменитый Алайский базар чего стоил! Одним словом, Ташкент.

   К концу курсов в нашем институте прошла научно-практическая конференция. На кафедре эпидемиологии мне поручили выступить с докладом по Ку-лихорадке. Это название пришло к нам с английского языка: Q fever, от слова query - неопределенный, сомнительный, неясный. Болезнь, как непонятную лихорадку, впервые описали врачи в Австралии. Тема тогда была достаточно новой, о ней начали говорить и писать, но официально она еще не фигурировала в списке наших реальных инфекций.

   Намного позже мне попались такие данные: "Лихорадка Ку распространена во многих странах мира. В СССР с 1957 по 1985 гг. ежегодно заболевало лихорадкой Ку от 350 до 1477 человек. В России в 1989-1991 гг. переболело лихорадкой Ку свыше 1800 человек. Из 73 административных единиц страны болезнь была зарегистрирована в 50". В данном случае, интересно, что регистрация началась с 1957 года. Напомню, я с докладом выступил в 1956-м.

   Готовясь к докладу, я вспомнил о необычной вспышке среди работников на одной из наших молочно-товарных ферм. К концу лета в том же году участковый фельдшер на нашем районном совещании сказал между делом: у него более десяти человек почти одновременно переболели воспалением легких (мелкоочаговой пневмонией). Он добавил - люди благополучно переболели, что, мол, беспокоиться. Правда, удивило его то, что у всех больных был сухой и болезненный кашель. Обычно при явной пневмонии кашель влажный, с мокротой. По рассказу, в картину тифов "вспышка" как-то не укладывалось. Конечно, странной показалась групповая заболеваемость воспалением легких посреди лета, но диагностических анализов мы в то время не имели. Плечами пожали, на этом и забыли.

   На кафедре мне дали статьи по лихорадке Ку. И вычитал я, что от коров и овец можно заразиться этой лихорадкой через сырое молоко, при уходе за животными, которые, в свою очередь, заражаются от клещей (источник в природе - грызуны). Казахи никогда сырое молоко не пили. Этот вариант я исключил. Заразиться можно через пыль, при уборке навоза или скотных помещений. Пыли у нас хватало с избытком. При вдыхании зараженной пыли чаще всего поражаются легкие. Потому и развивается пневмония.

   Стоп, это же наш вариант. По описаниям, у части больных поражается не только легочная ткань, но и дыхательные пути (трахеиты, бронхиты). Больные жалуются на мучительный кашель, нередко уже в начальном периоде болезни.

   Совпадает с рассказом фельдшера? Очень. И последний штрих к тогдашним догадкам: возбудитель болезни, риккетсии Бернета (ныне их называют коксиелами) очень устойчивы во внешней среде. Они могут сохраняться ряд лет, например, в навозе и в загрязненных помещениях для скота. Стало понятным, почему болели только работники фермы, но не члены их семей: они сами заразились на работе, но лихорадка Ку от больного окружающим не передается.

   В общем, по всем данным, тогда, летом 1956 года, это была вспышка лихорадки Ку

   в нашей области. Она ни в какие отчеты, понятно, не вошла. Но я считаю её условно диагностированной мною и оставшейся только в моей памяти. Думаю, что случаи этого заболевания встречались и раньше, просто мы о них не знали.

   И всё это ясно вспомнилось, и понял я, что была у нас эта самая лихорадка. И в своем докладе я, конечно, этот пример привел, предположив, что в нашей животноводческой области эта болезнь встречается. Заодно рассказал, что нарушение элементарных правил на фермах, дефицит воды и т.д. этому вполне способствовали.

   Зав. кафедрой инфекционных болезней в институте был профессор Мусабаев. Этому деятелю, для которого наша столица Алма-Ата и колхозная ферма в одном из сельских районов Кзыл-Ординской области были почти "на одно лицо", выступил с критикой в

   мой адрес. Обиделся профессор на мои слова о дефиците воды, явной антисанитарии и возможности заболевания людей этой лихорадкой в нашей области. Мол, он недавно был в Алма-Ате, там прекрасно, там чисто и красиво. Профессор жил в гостинице и никакого дефицита воды не заметил. И в таком же духе еще что-то говорил. Это была речь советского чиновника в типично партийном стиле. Но тогда такая политика была. На дворе все же еще 1956-й стоял, всего третий год после смерти Сталина...

   А лихорадку Ку мы, в нашем паразитологическом отделе облсанэпидстанции, позже,

   в 60-х годах, одними из первых в Казахстане научились диагностировать, освоив новинку - сложный лабораторный анализ (реакцию связывания комплемента, РСК). Обычно ее применяли только в крупных лабораториях или научно-исследовательских институтах. И вскоре оказалось, что хоть в Алма-Ате, возможно, все и прекрасно, но наша ситуация была нашей ситуацией...

   Специалисты моего профиля могут спросить, причем тут паразитологи к этой лихорадке Ку? Дело в том, что по распоряжению Казминздрава, паразитологам республики было поручено заниматься сыпным тифом. Нас считали для этого достаточно оперативно подготовленными. В 60-х годах мы начали ставить новую по тем временам РСК для диагностики сыпного тифа. Получив все необходимые реактивы, заодно мы начали исследовать образцы сыворотки крови, которые нам присылали со всей области,

   и на Ку-лихорадку, и на некоторые другие риккетсиозы. Хотя всем этим должен был заниматься отдел особо-опасных инфекций. Но заведующая тем отделом многие годы руководила противобруцеллезной станцией. После присоединения этого учреждения к облсаэпидстанции и его преобразования в отдел ООИ, она всё равно больше занималась бруцеллезом. А раз я инфекционным арсеналом интересовался, она и не возражала.

   Но я опять перескочил из прошлого в будущее. Когда работал в районе, у нас вообще никакой лаборатории не было. В институте нас учили - хорошо собранный анамнез - это половина диагноза. Вторая половина диагноза - наблюдательность. Вот и крутились, расспрашивая и наблюдая. Фонендоскоп, и тот у меня был только простой, резиновый. Кстати, наши институтские профессора-терапевты старой закваски признавали только деревянные стетоскопы.