Оазисы добра и правды в моих университетах - 19

В середине августа жатва в совхозе «Илийский» была завершена. Потом стало известно, что из Казахстана в закрома родины поступил в то лето один миллиард пудов пшеницы отличного качества. В этом результате была частица и нашего труда.
Последнее задание, которое мы выполняли, была уборка кукурузы. Здесь мы трудились под руководством Ю.С.Кукушкина, и были уже вполне квалифицированными сельскохозяйственными работниками, поэтому справились с заданием быстро. Руководство совхоза было удовлетворено результатами нашей работы на всех участках и подарило нам экскурсию на высокогорное озеро Иссык, красивейшее место под Алма-Атой».
Более пятидесяти добровольцев нашего отряда в кузовах двух самосвалов 19 августа двинулись по Талгарскому тракту к высокогорному озеру Иссык. К вечеру прибыли в поселок Алатау. К озеру в гору пришлось подниматься пешком по узкой и крутой тропинке, темной-темной ночью. Слева – скала, справа – крутой обрыв, со дна обрыва доносится грохот горной речки, да такой, что невозможно было услышать голос соседа, шедшего впереди и сзади тебя. К тому же опасно было отвлекаться на разговоры – в кромешной тьме все внимание приходилось сосредотачивать на том, чтобы благополучно пройти тропу и не свалиться в пропасть. Одна наша машина осталась в поселке, другая кружными путями оказалась у озера. Самые отважные из нас пришли к озеру ночью. Развели костер. Нашли доски и на этих досках улеглись у костра. Восемь человек, и я среди них, решили спать в кузове машины. Я лежала с одного края, с другого края нашу восьмерку замыкал Володя Крылов. Через каждый час он командовал: «Поворачивайся на правый (или левый) бок!» Те, кто был между мной и Володей, блаженствовали – им было тепло. У нас с Володей стыла то спина, то грудь. Веселые последствия нашей ночевки обнаружились утром. Оказалось, что кузов машины был измазан соляркой, и мы его до блеска «почистили» своей одеждой. Огорчаться не стали, не до того было – к себе властно манила бирюзового цвета вода горного озера. Она казалась теплой, и ребята вмиг бросились в воду. В ту же секунду бросились вон из воды – она оказалась ледяной.
Весь день мы провели в прекрасном уголке Казахстана: бродили по берегам озера, поднимались на скалы, фотографировались.
Во второй половине дня вернулись в поселок Алатау, расселись по машинам и отправились в обратный путь. Водитель первой машины Ф. Бут, не имевший, как потом выяснилось, даже водительских прав, развил скорость на горном серпантине более 80 километров в час. Обогнав одну машину, он пытался обогнать вторую и врезался в указательный столб, стоявший на краю огромной широкой ямы. В эту яму и угодила его машина, веером раскидав всех, кто ехал в ней».
Я ехала в кузове второй машины. Когда я подошла к месту трагедии – ужас охватил меня. Окаменевшие ноги мои, казалось, никогда не сдвинутся с места. Но нужно было действовать. В кузов второй машины мы положили погибшую Галю Правдину, рядом уложили умирающую Инну Асташову – она скончалась по дороге в поселковую больницу. Без сознания, но с признаками жизни, рядом с ними лежала Рута Юнге. В этой катастрофе пострадало 23 наших товарища. В очень тяжелом состоянии находились Сергей Сергейчик, Коля Нагайцев и Саша Крухмалев. Меня и Мишу Мейера оставили ухаживать за пострадавшими. В поселке была «гостиница» об одну комнату, мужскую и женскую половину в ней разделяла легкая ширма.
Руту Юнге врачи больницы попытались спасти – у нее была тяжелая травма черепа. После операции, не приходя в сознание, она умерла ночью. Ни малейшего признака тления. Перед моими глазами до сих пор красивое молодое тело крепко спящей девушки.
Единственная комната в «гостинице» вскоре оказалась заполненной до отказа – приезжали и уезжали родители пострадавших, увозя с собой тех, кого уже можно было транспортировать. Организацией перевозки погибших занимался прибывший из Москвы заместитель декана истфака Валерий Иванович Бовыкин. Помощником ему приехал пятикурсник Игорь Донков, поселившийся на той половине местного «гостиничного номера», где и Миша Мейер. Ночью слышу, кто-то укладывается на моей кровати рядом со мной. Я столкнула пришельца на пол. Кровати в «гостинице» были высокие, и незваный гость с грохотом свалился на пол. Утром женщины, приехавшие к своим пострадавшим детям, смеясь, сообщили мне: «Ловко ты отправила Игоря в нокаут». Случались тогда и другие курьезы.
Когда отправляли тела наших девушек в Алма-Ату, пришлось мне сопровождать их. Мы с Валерием Ивановичем ехали в одной машине. Вдруг он спрашивает: «Катя, а вы состоите на учете в Красном кресте?» - «Зачем?» - удивляюсь я. Он объяснил: «Вот Инна Асташова тоже воспитанница детского дома. Она состояла на учете, и ее будут хоронить на средства Красного креста». Я отнесла смысл сказанного В.И. Бовыкиным к неординарности ситуации.
Из 23 ребят, оказавшихся в больнице, самым тяжелым был Сергей Сергейчик. Только его работающее сердце свидетельствовало о том, что его распластанное и неподвижное тело еще живо. Ему вводили физраствор, ставили капельницы. Даже врачи сомневались в том, что его удастся вернуть к полноценной жизни. Каждый день я делала ему массаж всего тела: от кончиков пальцев на ногах до затылка. Он пришел в сознание через десять дней. Ему предстояло восстанавливать память, вновь учиться говорить, ходить, жить.