Мои пути по оазисам добра и правды - 44

В 1951 году я пережила первую весну в России, весну очаровательную. На фотографии женская часть группы «б» первого курса педучилища, возвратившаяся с прогулки в дальние овраги за лазоревыми цветами. Я так красочно рассказывала об этой нашей прогулке и о впервые увиденных мною этих полевых цветах, что детдомовские мальчишки попросили меня свозить их в то место. Поехали мы на детдомовской полуторке. Я была восхищена, увидев, с каким восторгом мальчишки собирали цветы, а потом эти парни, обычно грубоватые в общении, бережно везли собранные букеты домой. Везли к празднику – детский дом отмечал свой тридцатилетний юбилей. На снимке пример присущего тому времени оформления сцены во время торжественных мероприятий, состава президиума собрания и выступающая на трибуне директор детского дома Валентина Федоровна Сакварс. Слушатели сидят на расставленных во дворе между корпусами скамейках, сделанных мальчиками в столярной мастерской детского дома. Пожалуй, весной 1951 года кончилось мое и моих детдомовских друзей отрочество. Одни из них окончили в Рудне педучилище или среднюю школу и уезжали в институты, другие продолжали обучение в Руднянском педучилище.

Души моей юность

Весна была и в моей душе. С этой весны и потом в течение пяти лет нежностью одаривал меня один из этих мальчишек – Валентин Жилин. В 1951 году он кончал среднюю школу, и Николай Кленов настойчиво звал его в МГУ на юридический факультет. Но Валентин с Юрой вознамерились поступать в Высшее военно-морское училище в Ленинграде. Спорт и завершающий год в школе отнимали у него много времени, и все-таки мы часто встречались и, конечно, поздними вечерами – другого времени у нас просто не было. Чтобы усыпить бдительность Полины Кузьминичны – она делала обход после отбоя – под одеяло на своей кровати я клала чучело. Но Полина Кузьминична (она же была сродни ищейке) быстро обнаружила мои проделки и стала величать меня Катей Масловой, недвусмысленно указывая на «идентичность» моей судьбы с героиней романа Льва Толстого «Воскресение».
Валентин был внимательным моим другом. Уговаривая меня не обращать внимания на выходки Полины Кузьминичны, он говорил: «У нее давно такое недоверчивое от-ношение к воспитанникам. У таких воспитателей ведь и учатся очень многому». В педучилище к моей дружбе с Валентином предельно отрицательно относилась Тамара Алек-сандровна Лукина. Проявлялось это в ее откровенной придирчивости ко мне. Даже моя дикция, над которой поработали в Мары Софья Ильинична, Тамара Александровна, Ма-рия Леонтьевна, а в Рудне – Людмила Васильевна, - раздражала ее. На зимней сессии она без всяких на то оснований снизила мне оценку по географии. Девочки, посещавшие са-лон Тамары Александровны Лукиной и заметив ее придирчивое отношение ко мне, объ-яснили, что Тамара Александровна прочила Валентина в женихи своей сестре Бале и воспринимала меня как соперницу. Она даже стала следить за письмами Валентина, по-ступавшими на мое имя по адресу педучилища. Их легко было прочитать – это были такие же треугольники, какие имели хождение во время недавней войны. С высоты наших чистых отношений с Валентином и преклонения перед Тамарой Александровной я свалилась на грешную землю. Ничто человеческое оказалось не чуждо нашему кумиру. Это был еще один случай постижения тонкости межличностных отношений и слепоты наших ближних, «желающих нам добра». Старшая сестра, Тамара Александровна, выступала в роли любящей матери, но не знала, что в свое сердце ее младшая сестра Баля уже поселила не Валентина Жилина, а Юрия Лапидуса, сына нашей учительницы по истории, а сам Юрий добивался расположения моей подружки - Риты Выскубовой. Как я очень скоро поняла - в таком клубке бессмысленно было искать правых и виноватых. Са-мым строгим блюстителем наших моральных устоев оказался наш классный руководи-тель в училище Михаил Васильевич Гордиенко. Над замеченными им в «недостойном поведении» - в дружбе между мальчиками и девочками – он устраивал судилища на комсомольских собраниях. Система слежки омрачала мою невинную дружбу с Валентином. Спасала нас уже сформировавшаяся способность дорожить своим достоинством и оберегать достоинство ближних, особенно если они были моложе нас.