Мои пути по оазисам добра и правды - 40

Когда наступили холода, стало очевидным, что, выводя нас с Ниной в самостоятельную жизнь не куда-нибудь, а в Россию, нас не экипировали для здешних зим – мы замерзали, не имея необходимой одежды. Девочек из сталинградских детских домов вывели в самостоятельную жизнь основательно экипированными: дали по два зимних и одно демисезонное пальто, по две смены платьев и белья, обуви для всех четырех сезонов и постельные принадлежности. Они имели все, что необходимо в начале жизни,  и щедро поделились со мной и Ниной: мне зимнее пальто и валенки дала Галя Кузьмина, Нине Мамедовой - Маша Яковлева. Вот я со своей благодетельницей в подаренных ею пальто и валенках. Это пальто я смогла заменить новым только в середине третьего курса, когда училась в МГУ (в 1957 году). Распределили наши подружки и обувь, а платья, юбки и кофточки у нас были общими. По субботам, отправляясь на танцы в педучилище, мы разнообразили комбинации наших «нарядов», каждый раз выглядя по-разному. Домашние девочки постоянно удивлялись: «Откуда детдомовцы берут свои наряды?» Отвечу – из солидарности и взаимопомощи. Ведь в моих «нарядах» числилось тогда только мое черное шерстяное платье и серая юбка с кофтой. Юбку с кофтой подарила мне Нина Петровна – они были последним ее нарядом, напоминавшим ей о недавней благополучной жизни. Вот и весь мой гардероб, которым я тогда располагала и которым могла пользоваться любая из моих подружек.
Взаимная поддержка и взаимопомощь в нашей среде были не писанным, но устойчивым правилом, законом. Так Рита вспоминает, что после окончания педучилища в 1951 году, когда она поступила учиться на филологический факультет Сталинградского пединститута, мы с ней обменялись платьями: я отдала ей свое красивое черное шерстяное платье (см. на фото) - она же в большой город уезжала! Взамен я получила простенькое сатиновое платье – я же оставалась дома, в деревне. Я в этом «знаменитом» платье с Таней Яковлевой из группы второклассниц, в которой я была старостой. Илья Фукс, например, закончив в 1953 году юридический факультет МГУ и получив направление в Алма-Ату, оставил Николаю Кленову для московской зимы свои валенки. Вера Пастрюлина экипировала меня, когда я поступила учиться на истфак МГУ и т.д. и т.п. Принятое в нашей среде это правило моя младшая дочь Надюша потом иронично называла «коммунистической привычкой». Я склонна считать этот взаимообмен одеждой и пищей в определенные времена деятельной участливостью – такой взаимообмен не был чреват иждивенчеством. Он помогал нам выживать и успешно учиться.
Кто-то из преподавателей педучилища осенью 1950 года обратил внимание на наше бедственное положение и описал его в письме в ОблОНО Сталинграда. Оттуда последовал приказ: вернуть в детский дом Рудни обучающихся в педучилище бывших воспитанников детских домов. Вместе с питомцами сталинградских детских домов попали туда и мы с Ниной Мамедовой – пришельцы из Туркмении. Насколько позволяют имеющиеся в моем распоряжении материалы, я могу утверждать – беречь детей от всякой погибели было давней традицией, еще дореволюционной. В советской России ее стали восстанавливать в 1921 году. Тогда и был сформирован детский дом в Рудне, в котором мы с Ниной Мамедовой оказались в октябре 1950 года. Так наше с ней детдомовское «детство» переросло в детдомовское отрочество.