Мои пути по оазисам добра и правды - 34

Продолжаю рассказ о своей и судьбе своих сестрах в Туркмении. Оставленные в детском доме для окончания школьной семилетки, мы серьезно задумывались о выборе своего дальнейшего пути. Нина Петровна настоятельно советовала мне поступать в Руднянское педагогическое училище Сталинградской области, которое когда-то заканчивала сама. Сдавая экзамены за седьмой класс, я уже твердо знала, что поеду учиться в Россию. Со мной собралась ехать Нина Мамедова.
В июне 1950 года я получила не блестящее свидетельство об окончании семилетней школы, в котором мои «знания» по туркменскому языку были оценены четверками, а по русскому – тройками.
 
Этот сохранившийся у меня документ дорог мне автографами Марии Алексеевны Аникиной, замечательного математика; Марии Леонтьевны Абрамовой, любимого историка и классного руководителя во время моей учебы в 5-7 классах; Софьи Ильиничны Рогге, своим добрым отношением ко мне не сумевшая заставить меня учить правила русского языка. Я много читала, поэтому диктанты и сочинения писала грамотно. Ближайшее будущее показало мне, что мое пользование русским языком было варварским. Как я освобождалась от этого варварства и с чьей помощью, я вскоре расскажу.
Тогда, в июне 1950 года, перед моим отъездом из Мары, в моем личном деле оказалось только два документа: ведомость об окончании мной третьего класса и Свидетельство об окончании семилетки. Пришлось срочно выправлять мне Свидетельство о рождении. Поскольку комиссия медицинской экспертизы работала 1 июля, она и обозначила днем «моего рождения» 1 июля, но не 1933, как значилось в утраченной справке из Дома младенцев, а 1934 года.
 
На этом свидетельстве штамп с указанием, когда мне был выдан первый паспорт. Ни ростом, ни весом я не тянула тогда даже на 16 лет: во мне было 34 кг веса и 142 см роста. Такие габариты имела моя внучка Катя в десятилетнем возрасте! Но в моем тщедушном теле горел боевой дух, а в голове роились дерзновенные планы: «Бороться, искать, найти и не сдаваться!» Я была убеждена в том, что надо искать такие пространства, в которых можно будет проявить большие возможности, чем те, которые я успела обнаружить в себе до 1950 года.
В июле 1950 года я расставалась (с некоторыми навсегда) с теми, кто формировал мой духовный стержень, расставалась с самыми надежными, самыми близкими людьми моего детства: моей многолетней спасительницей поварихой тетей Валей, с Верой Ми-хайловной Батуриной и Галиной Васильевной Кобзевой, с Галей Атаджановой и Чары Гельдыевым. Тогда же уезжала из Мары в Талды-Курганскую область Казахстана Нина Петровна, ставшая Гнатышевой, но уезжала временно. Мы с Ниной Мамедовой, последовав совету Нины Петровны, направились в загадочную для нас Россию. Валя Белоглядова уехала в Чарджоу – там жили какие-то ее родственники – и поступила в медицинское училище. Через год моя младшая подружка Валя Лунина последовала примеру Вали Белоглядовой, поступив в фельдшерско-акушерскую школу в Самарканде. Покидая свой родной дом навсегда, я знала: если вся моя жизнь будет состоять из трудов и лишений, - я не буду роптать и отчаиваться. Могу оступиться, споткнуться, но упасть – никогда. Этому научили меня дорогие и надежные люди моего детства в детских домах и в школах – мои учителя, мои воспитатели, мои детдомовские братья и сестры.
Не роптали и Валя Белоглядова, и Валя Лунина – мы переписывались. Они стали прекрасными медработниками. Не роптала и Сады Хаймурадова. Она окончила среднюю школу в Мары с золотой медалью, а московский энергетический институт – с красным дипломом. С ней мы встретились в Москве. Жизнь Нины Петровны, полную самоотверженного труда и лишений, я наблюдала до октября 1991 года. Она до конца оставалась учителем и воспитателем от Бога. Она сформировала мой духовный стержень для жизни и для профессии.