Мои пути по оазисам добра и правды - 35

Перед нашей дальней дорогой тетя Катя Кулешова сшила нам с Ниной Мамедовой платья из прекрасной шерстяной ткани черного цвета. Они запечатлены на фотографии. В Нинином платье стоит моя подружка по Руднянскому детскому дому Рита Выскубова.
«В самостоятельную жизнь» детский дом отправлял нас с Ниной с учетом климатических условий Туркменистана. Нам вручили «пальто», пригодные, как мы поняли, оказавшись в России, только для осени в Туркмении. Дали по две пары обуви, кое-что из белья и по 500 рублей денег. С этим багажом мы с Ниной в июле 1950 года отправились в неведомую нам Россию. Вагон, в котором нам предстояло ехать, был набит битком. Наши с Ниной «места» на шесть суток оказались на полу между двумя нижними сиденьями. На самой верхней полке, где обычно складываются матрасы, ехала древняя старушка. Машинист состава совсем не церемонился с пассажирами, которых вез: после каждой остановки он резко брал старт. Во время одного из таких стартов наша старушка с грохотом оказалась на полу. Ощупала себя тщательно и молвила: «Господи, слава тебе, жива!»
Запомнилась мне самая первая длительная остановка на станции «Арал». Аральское море еще здравствовало, и рыбы всех пород и способов переработки на перроне было множество. Пока мы дивились и ахали, высунувшись из открытого окна вагона, жулик длинным крюком подхватил со второй полки мешок – и был таков! Хозяйка мешка, ехавшая на второй полке, рванулась, было, в окно за мешком – мужчины едва успели удержать ее, высунувшуюся за окно по пояс, за ноги. Горько она оплакивала мешок, в котором везла в Россию рис. Этот инцидент послужил всем нам напоминанием о необходимости соблюдения бдительности. Длительные остановки бывали ежедневно, как правило, в середине дня и запомнились они тем, что на каждом вокзале для прибывавшего состава организовывались обеды. Совсем как в фильме Эльдара Рязанова «Вокзал для двоих». Обеды были бесплатные или очень дешевые. Это был главный источник нашего с Ниной пропитания. В таких условиях шесть суток продвигались мы с Ниной до Саратова.
По прибытии в Саратов мы купили самые дешевые (соображали!) билеты на пароход, который следовал до Камышина с отправлением только в середине следующего дня. Пришлось нам ночевать на жестких скамейках на железнодорожном вокзале. Во сне мне все время казалось, что вокзал в Саратове так же движется, как вагоны в составе поезда. Несколько раз за ночь я будила Нину, чтобы убедиться, что это не так. Днем мы пошли с Ниной на пристань. Наши места оказались в трюме. Мы с Ниной так обессилели, что, положив свои узлы на первую ступеньку трапа, толкнули их ногами, чтобы они самокатом спустились туда, куда нам пришлось сбегать следом. «Изнемогли девчонки!» - дружным хохотом встретили матросы наши усилия. В Камышине нам предстояла пересадка на поезд Камышин-Москва, чтобы добраться до станции Ильмень. На эту станцию мы прибыли часов в шесть вечера.
Дальше нам предстояло добираться до хутора Ново-Красино – там жили родители Нины Петровны. Шофер полуторки собирал попутчиков в ту сторону, мы с Ниной взобрались в кузов и вдруг я слышу зов любви: «Катя Емельянова здесь?» - «Здесь», - отвечаю. – «Слезай, дочка», - позвала бабушка Мелашка (так ее величали все, кто ее знал) – Меланья Федосеевна Дядя. Мы послушались и слезли. Она усадила нас в телегу, запряженную волами, и мы медленно поехали. Наверное, поэтому 25 км нашего пути до хутора запомнились мне до мельчайших деталей, особенно - испытанное при этом чувство. Вначале дорога шла через лес – мы впервые в жизни увидели плотное скопление деревьев, исходящую от них тень и прохладу, услышали чарующее пение птиц. Закончилась лесная роща, и нашему взору справа и слева от дороги до самого горизонта предстало огромное поле зреющей ржи. Это объяснила нам бабушка Мелашка – Мелания Федосеевна Дядя 1896 года рождения. «Мне хорошо, колосья раздвигая, сюда ходить вечернею порой», - когда-то на олимпиаде мы пели с Ниной. Теперь мы могли видеть это поле. Волы шли медленно, и мы долго любовались этой красотой.
Поле заканчивалось у деревни Подкуйково. Преодолев косогор за этой деревней, наши волы потащили нас в Ново-Красино. Подкуйково, Ново-Красино, Меловатка и Лемешкино – все эти поселки были созданы переселенцами из Украины, начиная с 1883 го-да, когда, согласно указу императора Александра III, в России началось осуществление переселенческой политики, продолженной и прекрасно организованной в масштабах всей страны во время реформы П.А. Столыпина. Облюбовали эти благодатные места и переселенцы-немцы. В Ново-Красино одну сторону улицы, единственной на этом весьма протяженном хуторе, заселяли украинцы, на противоположной стороне улицы селились немцы. До революции перечисленные села были весьма зажиточными. Во время коллективизации почти все сады хуторяне вырубили, чтобы освободить себя от непомерных налогов. С началом войны все немцы с хутора и ближайших сел были выселены и стали возвращаться назад лишь после 1954 года.
Я вновь угодила в оазис добра и правды. Муж бабушки Мелашки, дедушка Петро состоял в одном из отрядов охраны Николая II. Поженились они по любви, имели двух сыновей и 4 дочери. Семья была очень дружной, все дети были способными в учении и успешными в любом труде, как и моя Нина Петровна. Талантливой была бабушка Мелания. Когда она училась в сельской школе, инспектор, проверявший состояние обучения, слушая ее рассуждения, говорил: «Министром бы тебе быть, Мелания». В годы, когда я ее знала, она была признанным юристом-законоведом в окрестных селах. Хотя она не имела специального образования, ее решения по всем спорам исполнялись неукоснительно. Достаточно было заявить: «Так сказала баба Мелания». Дед Петро был известным в округе овцеводом, к нему постоянно обращались за советами все животноводы окрестных сел. Молчаливый, он был удивительно добрый и заботливый.
В их доме я впервые увидела живую картошку – в Туркмении нас потчевали сушеной картошкой. Здесь мне впервые пришлось чистить ее, да еще в огромном количестве и очень мелкую. Народу собралось много: Павел с семьей, Лида с сыновьями, старший брат Павла и Лиды Иван. Технология чистки мне была не знакома. Как я старалась не обнаружить этого незнания! В один из вечеров Павел решил удивить меня старушкой деда Якова, брата деда Петра. Дед Яков во время первой мировой войны служил на Персидском фронте под командованием генерала Баратова. Вернулся оттуда с женой-персиянкой. Оба они, Яков и его жена, в 1950 году были уже очень старыми. Жена деда Якова с самого начала своего появления на хуторе отличалась тем, что никогда не начинала своего хозяйничанья раньше полудня. На полном серьезе Павел послал меня назавтра в 12 часов дня, когда появится дым из трубы хаты деда Якова, сходить и попросить у его жены уже не помню, что. Я пошла в указанный час, постучалась, вошла и обмерла: на русской печке, свесив сухие костлявые ноги, сидела натуральная баба Яга. До ее пяток свисали черные с густой проседью космы, на лице, обтянутом желтой кожей, горели два огромных черных глаза и торчал огромный с горбинкой нос. В довершение общей картины она проскрипела: «Что нужно?» Я выскочила и, давай бог ноги, понеслась в хату бабы Меланьи. Меня встретил дружный хохот всей собравшейся кампании – шутка удалась.