Я обратился за советом к А. Н. Пыпину и М. А. Антоновичу; оба согласно нашли, что предисловие невозможно пустить в цензуру. К счастью, М. А. Антонович нашел очень удачный выход: стоило только отбросить последние две страницы оригинала, не имевшие никакой связи с содержанием книги, и предисловие переводчика устранялось само собой. Но, как я и угадал, это обстоятельство осталось в памяти у Н. Г.
Имея в виду близость окончания перевода истории Вебера, он сам завел речь, что, может быть, обратится ко мне за переводной работой.
"Только, Лонгин Федорович, надо иметь некоторое доверие к моей пригодности. Конечно, со стороны формы я писал плохо, я не Добролюбов, который и в этом отношении был мастер; но, право же, еще могу работать...".
Я понял намек и поспешил разъяснить историю с предисловием (это должен был сделать в свое время А. Н. Пыпин, но, по-видимому, не имел случая). В подтверждение привел и то, что другой (и превосходный) перевод Н. Г. "Основных начал" Спенсера уже шестой год лежит у меня без движения по невозможности выпустить без больших и существенных сокращений [Он вышел много позднее в полном виде. (Прим. Л. Ф. Пантелеева)].
"А я думал, что, может быть, нашли мое предисловие совсем глупым".
Мысль, что его считают только тенью прежнего Чернышевского, несомненно лежала на душе Н. Г.
Вскоре по приезде Н. Г. в Астрахань его посетил А. Н. Пыпин. По возвращении я спросил А. Н., как он нашел Н. Г. При этом А. Н. сообщил мне, что он еще до своей поездки писал Н. Г. и спрашивал его, как он себя чувствует. Ответ был следующий: "Очень хорошо, на любой станции по дороге я мог приняться за работу по самому серьезному научному вопросу".
Перед уходом я спросил, не имеет ли Н. Г. какого-нибудь поручения к Ал. Ник.
"Нет, ничего, кланяйтесь. Конечно, Лонгин Федорович, после Ольги Сократовны я всех больше люблю Сашеньку (то есть А. Н.), но должен прямо сказать, они там занимаются глупостями".
Эти слова, конечно, надо понимать в том смысле, что А. Н. слишком много, по мнению Н. Г., занимался вещами, мало имевшими отношения к живым интересам современности. Если не ошибаюсь, в это время появилась публикация о предстоящем выходе "Живой старины", в которой А. Н. должен был принять близкое участие.
-- Так вы завтра уезжаете, когда?
-- Вечером.
-- Что же, заглянете еще?
-- Непременно.
На другой день я пробыл у Н. Г. недолго.
При расставанье Н. Г. сказал, что он не прощается, так как придет на пароход.
Пароход отходил довольно поздно; я перебрался на него засветло и, прогуливаясь по палубе, поджидал Н. Г. По времени он показался и, несмотря на свою близорукость, так браво прошелся по трапу, что можно было позавидовать. Среди обычных разговоров на прощание Н. Г. сам завел речь о ходатайстве губернатора Вяземского насчет перевода Н. Г. в Саратов.
-- Для меня решительно все равно, что Саратов, что Астрахань, но Ольге Сократовне, конечно, было бы приятнее жить в Саратове. Мне лично хотелось бы перебраться в университетский город, чтобы под рукою была большая библиотека, другого мне ничего не надо.
Тепло распрощались мы, не раз проговорив друг другу "до свидания". И когда, идя за ним по трапу, я видел, как, несмотря на сгустившуюся темноту, Н. Г. твердой поступью прошел до берега и наконец, после последнего "до свидания", совсем скрылся, -- я ни на минуту не сомневался в полной возможности этого "до свидания". А между тем через несколько месяцев его не стало, он скончался в ночь с 16 на 17 октября 1889 г., в Саратове.
В сентябрьской книжке "Былого" за 1906 г. помещена статья Н. Я. Николадзе "Освобождение Чернышевского". По этому случаю считаю не лишним обратить внимание читателя на "Из воспоминаний Н. К. Михайловского о Вере Фигнер" в No 2 "Воля" от 19 февраля 1906 г. Там Н. К. сообщает о своей прикосновенности к переговорам, которые велись через посредство Н. Я. Николадзе и в конце концов привели к переводу Чернышевского из Вилюйска в Астрахань.
Свободное копирование
