Дела давно минувших дней - 5

 Помнится, я провел в этом номере дня три, никуда меня не вызывали, и никого, кроме смотрителя, не видал. Время тянулось бесконечно долго, чему особенно способствовал полумрак, царивший в номере. Между тем у меня стал сказываться ревматизм в плече, и я просил смотрителя прислать доктора. Он и явился; то был военный доктор Фавелин, впоследствии небезызвестный в Петербурге, где он продолжал службу по военному ведомству и имел довольно большую практику. Фавелин, будучи старшим доктором какого-то казачьего полка, стоявшего в Вильно, в то же время был личным доктором Муравьева. Как потом оказалось, человек он был хороший, но имел очень мало возможности сделать что-нибудь в пользу заключенных. Фавелин выслушал меня, -- я просил о перемене номера, -- и молча удалился. Единственным развлечением за эти дни были по временам доходившие до меня звуки церковного органа и костельного пения: мой номер выходил на маленький дворик, замыкавшийся костелом. Но вот как-то под вечер входит смотритель и заявляет, что меня переводят в другой номер. "Вы им будете довольны, господин Пантелеев". Этот номер, этажом выше, и в самом деле показался мне просто роскошным по сравнению с прежним: он был выше, просторнее, его окно, хотя тоже замазанное, выходило на большой двор, а за ним виднелся какой-то сад. Благодаря форточке можно было делать некоторые наблюдения. Впоследствии, обжившись в нем, я нашел, что и он достаточно грязен.

 Пора сказать, что "Доминиканы" был упраздненный в 40-х гг. католический монастырь (в свое время один из богатейших в Вильно), превращенный затем в тюрьму для политических. Муравьев по приезде в Вильно, независимо от высочайше утвержденной следственной комиссии, имевшей председателем генерала Цылова, сформировал Особую следственную комиссию, в ведении которой и были "Доминиканы"; в эту комиссию Муравьев передавал дела, почему-нибудь его особенно интересовавшие. Местные жители хорошо знали, что попасть в "Доминиканы" по меньшей мере означало, что благополучно оттуда не выберешься; кроме того, большая часть казненных в Вильно вышла из "Доминикан"; их обыкновенно незадолго до казни сажали в известные номера, тоже ни для кого из местных жителей не составлявшие тайны. Мой первый номер как раз был один из таких. К счастью для меня, все это мне было совершенно неизвестно.

 За мое время комиссия состояла из жандармского полковника Лосева, жандармского майора Шпейера, жандармского капитана Семенова, двух артиллерийских поручиков -- Югана и Н. В. Гогеля, при аудиторе Федорове. Члены комиссии, как говорил мне после смотритель, получали по пяти тысяч рублей жалованья -- цифра по тем временам прямо-таки огромная. Как передавали мне, Лосев выдвинулся при производстве следствия в Минске по делу революционной организации. Во главе ее с титулом "воеводы" стоял местный помещик Лапицкий, человек недалекий, но тщеславный. И вот Лосев, заметив в Лапицком последнюю черту, стал величать его "ваше превосходительство". Это так польстило Лапицкому, что он все выложил, даже и то, что его прямо не касалось. Впрочем, такая сообщительность не спасла его от ссылки в Сибирь. После Лосева Гогель и Юган были самыми влиятельными членами комиссии.