Дела давно минувших дней - 1

 В No 2 "Былого" за 1907 г., где печаталось продолжение моих "Дела давно минувших дней", я по поводу пожаров в Западном крае (см. стр. 389-390 настоящей книжки) заметил в примечании: "У меня имеется обстоятельный рассказ лица, которое завинялось как главарь всего дела, и, кроме того, подобраны кой-какие и другие материалы. Все это, может быть, когда-нибудь и использую". С согласия глубокоуважаемого Степана Викентьевича Будревича прилагаю здесь в переводе его воспоминания за весьма малыми и притом не существенными сокращениями. Из остальных материалов, имеющихся у меня, в виде предисловия к рассказу С. В. Будревича помещаю корреспонденции из "Московских ведомостей"; как сам читатель увидит, главнейшая из них была заимствована "Московскими ведомостями" из "Русского инвалида" и, значит, имела в свое время официозное значение [Считаю не лишним указать в ней на тенденциозный перевод: agniskorevolucyine значит не революционное пламя, а революционный очаг или центр. (Прим. Л. Ф. Пантелеева)].

 По поводу первой книжки моих воспоминаний в печати было указано весьма мало фактических погрешностей; так, г. Сильчевский исправляет: В. М. Белозерский умер в 1899 г. (а не 1896), Зайчневский вернулся из Сибири в 1869 г., Рыбников был сослан в Петрозаводск в 1859 г. (а не 1857 г.). Несравненно более ценное письменное указание я получил от Г. М. Малышенко, и по поводу его считаю себя нравственно обязанным объясниться. На стр. 236-237, в главе "Основа", у меня говорится: "Шевченко умер и похоронен; осенью 1861 г. мы, студенты, сидим в Петропавловской крепости. Вот раз доставляют из города новый нумер "Основы", кажется ноябрьский. Там оказалось много малороссийских стихотворений за подписью "Казак Кузьменко" -- имя до сих пор совершенно неизвестное. Внизу под ними стояло примечание от редакции приблизительно такого содержания: только что мы потеряли нашего незабвенного Тараса, как добрая мать Украина народила нового поэта, казака Кузьменко, который по своему таланту может вполне заменить Тараса. Естественно, что это примечание возбудило разговоры и интерес -- кто такой Кузьменко. Спустя некоторое время тайна раскрылась: то был... Кулиш, да сам же он и примечание сочинил". Между тем в соответственных книжках "Основы" не оказалось ни стихотворений Кузьменки, ни тем паче примечания Кулиша. Как могла произойти такая грубая ошибка с моей стороны? Я писал свои воспоминания за границей, почти исключительно на память; но главу об "Основе" счел нужным послать на предварительный просмотр Н. А. Белозерской. От нее получил такой отзыв: "Все изображено живо и верно, а что показалось мне неточным, исправила, -- поправок не много". Приведенное выше место осталось без малейшей перемены. Перепечатывая свои воспоминания отдельной книжкой, я и не подумал справиться с "Основой", до такой степени рассказанное о Кулише твердо сидело в моей голове; я даже помнил, что псевдоним Кузьменки был в свое время раскрыт мне М. С. Гулевичем и подтвержден К. А. Ген, братом Н. А. Белозерской. И всякий раз, если почему-нибудь произносилась фамилия Кулиша, я прежде всего вспоминал об истории Кузьменки. На деле же оказывается, что моя память что-то спутала, так как Н. А. Белозерская, когда я рассказал ей о моей ошибке, заметила: "А все-таки что-то в этом роде было".

 Так или иначе я приношу искреннюю благодарность Г. М. Малышенко, что он дал мне возможность гласно исправить мой грех.

 Женщины начали посещать С.-Петербургский университет в 1860 г. а не в 1859 г., как ошибочно поправил меня покойный П. А. Висковатов, со слов Н. И. Корсини.