"Земля и воля" - 18

 В половине 80-х гг. заходит ко мне господин с пенсне. "Я решил бросить службу (он занимал недурное место в одном министерстве [Был начальником отделения в департаменте окладных сборов, когда директором состоял А. А. Рихтер. (Прим. Л. Ф. Пантелеева)]); вы не можете и представить себе, до какой степени это лишенная всякого смысла деятельность. Да я и Петербург покидаю: тут нет места живому делу, настоящая работа -- в деревне, и я в ней поселяюсь. Но я требую, чтобы, кроме пенсии, мне дали при отставке чин действительного статского советника и станиславовскую ленту, -- только с ними и можно служить в деревне либеральному знамени".

 А через недолгое время встречаю его ближайшего начальника (А. А. Рихтера) и притом школьного товарища,

 -- Что ж, -- дадите господину с пенсне генерала и станиславовскую ленту?

 -- Все дадим, лишь бы только ушел, ведь он прежде всего плохой работник.

 Действительная причина, впрочем, была другая, В одной реакционной газете ("Гражданин"), начинались в это время вылазки против ведомства (Бунге), где служил господин с пенсне, и делались прямые указания, что в нем свили гнездо неблагонамеренные элементы, прежние женевцы.

 И вот господин с пенсне все получил (несмотря на то, что не выслужил никаких сроков) и... остался в Петербурге, да еще сохранил в другом ведомстве службу по вольному найму (в отделе ученого комитета по начальному образованию), и нельзя сказать, чтобы там занимался очень либеральным делом.

 А. А. Жук выработался в железнодорожного дельца и умер директором, помнится, Владикавказской жел. дор. Крупные железнодорожные заправилы очень ценили его как делового человека, а главное -- как большого мастера по составлению разных записок, ходатайств. Жука я, по возвращении из Сибири, лишь мельком встречал; разговоры при этом велись по большей части совершенно обыденные. Только в одном случае встреча была при обстановке несколько особенной. Раз, должно быть, в самом конце 1878 г., заходит ко мне покойный Вл. Вик. Чуйко и говорит: "Не придете ли ко мне вечером в такой-то день, соберется несколько человек, вы их всех более или менее знаете; предполагается обсуждение некоторых текущих общественных дел". Я поблагодарил за приглашение и в назначенный день явился. Действительно, встретил все знакомых и по большей части людей моего возраста, несколько моложе был Вл. Ив. Жуковский и Жакляр; [Коммунар; после подавления Коммуны был арестован, но ему удалось бежать; в Швейцарии получил степень доктора медицины и женился на А. В. Корвин-Круковской, сестре С. В. Ковалевской. Жил в Петербурге и давал уроки французского языка и литературы в женских институтах; переселившись во Францию, писал корреспонденции в "Новостях" под именем "Жика", сошел с ума и умер. (Прим. Л. Ф. Пантелеева)] было также несколько дам.

 Собеседование (в квартире Чуйко) открыл Жуковский; говорить, как известно, он был большой мастер. Начал он так: "Идет борьба между правительством и молодыми силами, борьба не со вчерашнего дня; собственно, общество до сих пор остается по отношению к этой борьбе в качестве простого зрителя. Мы (то есть присутствовавшие и люди, подобные им), понятно, не можем быть на стороне правительства, но в то же время не можем разделять и всех увлечений молодежи, равно как и ее приемов действий. Наша задача -- это действовать на общество, постараться вывести его из инертного положения. Угодно ли будет собранию приступить к обсуждению программы, с которой мы можем и должны выступить?" Все отвечали согласием. Тогда Владимир Иванович в длинной и, как это за ним водилось, весьма остроумно сказанной речи развил программу, в основу которой полагалось отрицание семьи, собственности и государства. Собственно, то, что говорил Владимир Иванович, совсем не было программой, а критикой этих основных начал современного общества. Кончил Владимир Иванович вопросом: "Разделяет ли собрание высказанные мною идеи?" За весьма немногими молчавшими, большинство открыто выразило свое сочувствие, Ал. А. Жук даже прибавил от себя несколько слов в подкрепление того, что говорил Вл. Ив. Когда все успокоились, я попросил слова. "Вы говорите, -- сказал я, обращаясь к Вл. Ив., -- что наша программа должна иметь в виду так называемое общество, что задача, стоящая перед нами, -- вывести это общество из его инертного состояния; между тем вы предлагаете нечто скорее похожее на воззвание к той передовой молодежи, за которой, однако, следовать не находите возможным. Я решительно не понимаю, каким образом мы можем оказать хоть самое малое влияние на общество, когда прежде всего зарекомендуем себя людьми, не признающими семьи, собственности и государства". Мои слова нашли отклик в некоторых присутствовавших, и в результате возникших прений сам Вл. Ив. стал объяснять, что отрицание семьи, собственности и государства должно составлять, так сказать, нашу "внутреннюю программу", но, конечно, не ту, с которой мы гласно выступим. И с этим все опять согласились. Только одна дама, кажется жена помещика из восточных губерний, пальцы которой горели от разных диамантов и сапфиров, не хотела поступиться и, обращаясь ко мне, так-таки буквально и выпалила: "Но, помилуйте, нельзя же без социализма!" Я скоро уехал из Петербурга и не знаю, как долго продолжались эти собрания.