Шаламов - 17

Вероятно, Шаламов уже тогда догадывался, что от Сиротинской в ЦГАЛИ его рукописи могут не поступить. Всё же это было лучше, чем конфискация у Демидова, убийство Кости Богатырёва и Юрия Домбровского.

Наталья Борисовна Волкова мне рассказала об этом так: «Вы знаете, я была очень удивлена. Вдруг в 1988 году Ирина приходит ко мне и говорит: «Я сейчас начала разбирать архив Шаламова, (то есть через двадцать лет — С.Г.)  который до этого был просто свален в её кабинете, — и неожиданно нашла там его письмо, что он всё мне завещает». Наталья Борисовна продолжала (заметим, что это не имеет ничего общего с выдумками Сиротинской): «Я очень удивилась: в конце концов, у Шаламова была первая жена и дочь, была вторая жена и пасынок, и вообще — что это за странное такое завещание». Там, видите ли, так странно сказано, что Шаламов завещает ей все свои рукописи. Не деньги, которые у Шаламова были от издания стихов, не доходы от будущих изданий — впрочем, всё тоже пошло, конечно, ей. А почему-то именно все рукописи. Причём Сиротинская воспользовалась этим абсолютно наглым образом, приехав в шаламовский музей в Вологде. Она узнала, что шаламовский музей купил пару рукописей Шаламова у какого-то человека, который, по-видимому, участвовал в нелегальных обысках у него и что-то украл, а потом продал музею. Так она изъяла эти купленные рукописи из шаламовского музея на основании этой никем не заверенной бумажки, и даже бумажка не в оригинале, который, видите ли, «мышки съели» — у Шаламова был очень сложный почерк, и подделать его было трудно. И у неё, как сейчас у сына, только нотариальная копия.

Была реализована обычная гэбэшная цель — воспрепятствовать распространению текстов. Причём я, когда вернулся (я же до того иногда работал в ЦГАЛИ и всех их знал — и Волкову, и Сиротинскую), я попытался посмотреть хотя бы рукопись Шаламова об уголовном мире. Было ясно, что поговорить с ним я уже не могу — не разбирал его речь. Меня в это время она очень интересовала. Я писал книгу о связи коммунистического и уголовного мира (она тоже в КГБ). Рукопись Шаламова когда-то прочёл, но плохо помнил, потому что до ареста меня это меньше интересовало, но зато после пяти лет в тюрьме — интерес появился. Но Сиротинская мне сказала: «Нет, нет, этого нельзя. Архив Шаламова на специальном хранении». Понимая, что направление в архив я, может быть, где-нибудь и получу, но допуск секретности, предусмотренный спецхранением, мне наверняка не дадут, я отказался от этого мероприятия. Но оказалось, что на самом деле ни на каком хранении архив не был. Она просто никого не подпускала к архиву и всем лгала (а пробовали получить допуск и Саша Морозов, и ещё пара исследователей). Как мне сказала Наталья Борисовна, архив был просто свален в кабинете Сиротинской. Впоследствии о куче неразобранных папок и картонок в углу кабинета Сиротинской в конце 80-х годов вспоминала и Александра Свиридова, работавшая над фильмом о Шаламове, была вынуждена сотрудничать с «главным специалистом по творчеству автора «КР».

Ирина Сиротинская просто обманула Шаламова: никакой даже минимальной советско-архивной гарантии сохранения у его рукописей не было. Не было даже гэбэшной, как у рукописей Гроссмана и Демидова. Все рукописи могли в одночасье сгореть, ни оставив даже следа о том, что когда-то существовали, поступили на хранение. А вот в 1988 году, когда уже можно было всё печатать и получать за это деньги, Сиротинская очень оживилась, и появилось на свет съеденное потом мышками завещание.

Более того, именно ее действия привели к гибели Варлама Тихоновича. В какой-то момент, когда Шаламов стал предлагать Зайваей пригласить нотариуса и зарегистрировать брак, сделав ее тем самым своей наследницей, Сиротинская (с которой наивно советовалась Зайвая) сразу же организовала письмо соседей о том, что он оставляет незакрытой воду и как они боятся, что он их взорвёт, не выключив газ. Существует рассказ Ивана Исаева — мужа дочери Воронского, — что Варлам Тихонович сам хотел попасть в дом для престарелых, но Исаеву через Литфонд никак не удавалось осуществить его просьбу. Речь шла о комфортабельном доме, где был бы необходимый уход. Но для Шаламова места в таком доме не нашлось. И только после того, как возникла опасность упустить остатки архива Шаламова, его поместили в непотребный «дом для престарелых», а затем и убили. Об этом вспоминает врач Елена Захарова, не отходившая от Шаламова в последние часы и пишет очень красиво Александра Свиридова. Шаламов не понимал, что определяют в больницу его Сиротинская и КГБ, а не Исаев, и даже не сопротивлялся. Исаев был в ужасе, приехав к нему на улицу Дыбенко. По рассказам дочери целый день принимал лекарства, а потом больше его не навещал.