Шаламов - 1

Из большого, принадлежащего мне архива Шаламова есть четыре вещи, наиболее мне памятные. Первая из них — детская тетрадка содержит единственную уцелевшую его подробную инструкцию (писанную специально для меня), как надо издавать его стихи — в каком порядке, как следует разделять стихи на разделы. Начата тетрадь с указания, кажется, наконец, выполненного  издателями — все сборники имеют один общий эпиграф из Блока:

И пусть над нашим смертным ложем

Взовьется с криком воронье

Те, кто достойней, Боже, Боже,

Да узрят Царствие Твое.

Эта тетрадка — единственное, что мне вернули следователи во время фабрикации второго моего дела в 1983 году, где моё «надгробное слово» о Варламе Тихоновиче, к тому же опубликованное в «Континенте», было одним из пунктов обвинения. И то, что именно  мне Шаламов доверил сохранить это, безусловно важное для него посвящение, очень для меня дорого.

Вторая вещь памятная — книга «Шелест листьев» с дарственной надписью мне Шаламова, где случайно сохранился список рукописей, которые были у меня изъяты на обыске и остались в моём деле в КГБ, и, видимо, и сейчас где-то хранятся на Лубянке. В ноябре 1992 года на Конгрессе российской интеллигенции в Колонном зале Дома союзов, где до меня Гайдар и Яковлев для чего-то говорили об опасности фашизма в России, а я — сперва об опасности КГБ, деятельность которого уже оказала большое влияние на количественный и качественный состав русской интеллигенции, и в конце, опровергая рекламу КГБ потом поддержанную Аликом Гинзбургом, что теперь это совсем другая организация, возвращающая всем конфискованные архивы, сказал, что всё это дезинформация, что три мешка неизданных рукописей Виктора Некрасова никому не возвращены, 30 тетрадей Анатолия Марченко — тоже, да и мне не отдают назад изъятые у меня рукописи Шаламова. Там же я заявил о намерении через суд потребовать их возвращения. И действительно, через месяц мой надёжный друг, мой личный адвокат и адвокат фонда «Гласность», одна из самых блестящих русских юристов, поразительной храбрости и самоотверженности человек, лауреат Золотой медали имени Плевако Татьяна Георгиевна Кузнецова поехала в Калугу, где меня судили и где в КГБ пока еще хранилось моё дело.

«Совершенно переменившимся и теперь открытым и демократичным» сотрудникам КГБ не удалось убить Татьяну Георгиевну только потому, что за рулём моего «жигулёнка», на котором она решила поехать, был Володя Осипов — член сборной команды Москвы по автоспорту. Сперва, ещё в городе, они увидели, что их преследует какой-то «Вольво». Володя проехал на жёлтый свет, «Вольво» за ними проехал на красный. Володя проехал под кирпичом по переулку с односторонним движением. Для «Вольво» дорожные знаки, видимо, не были обязательны. На выезде из Москвы их  взяли в «коробочку» два тяжёлых Камаза — ни обогнать, ни отстать Володе не удавалось. Под Малоярославцем им встретился пригорок, из-за которого выскочил навстречу ещё один Камаз, а из-за него — «жигулёнок», который попытался нашу машину сбить в четырёхметровый кювет. Володя удержался на дороге, но после прямого столкновения Татьяна Георгиевна год лечилась от ушиба головного мозга и переломов, а Володя через четыре года умер от опухоли мозга. Председатель Союза адвокатов России и известный либерал Генри Резник отказался представлять интересы Татьяны Георгиевны, хотя Кузнецова была членом правления Союза. Понимал, где болтовня, где всякие Новодворские, а где настоящая опасность. Защищал интересы лежавшей в больнице Татьяны Георгиевны её сын, тоже адвокат, но, к сожалению, не унаследовавший ни одного из качеств своей матери. И, конечно, виновных не было. Больше никого я в Калугу за рукописями Шаламова не посылал.

А два конверта,  письмо и стишок обращенный ко мне Шаламова — уже отдельная третья история. К счастью, не трагическая, а юмористическая. Её однажды при мне попытался вспомнить сын Сиротинской, потому что в их части архива Шаламова есть мое более-менее ругательное письмо Варламу Тихоновичу. Своеобразно вспоминал он это письмо в Доме литераторов на просмотре фильма о Шаламове, очень красивого, но полностью основанного на вранье Сиротинской об их трогательном романе. Это был парный показ, и второй фильм о Георгии Демидове полностью по своему смыслу опровергал историю, пропагандируемую Сиротинской и её семейством. В фильме о Демидове вполне внятно рассказывалось, как наряду с обыском и конфискацией его лагерных рукописей у него дома, гэбисты одновременно (конечно, в результате предварительного наблюдения — как следили и за Шаламовым — сохранились их фотографии) изъяли копии демидовских рукописей повсюду, где он их прятал для сохранности. И после такого рассказа о хорошем, но не первоклассном писателе-лагернике в историю с бережно сохраненными рукописями великого Шаламова (живущего в Москве, а не в Харькове!), которыми КГБ якобы совершенно не интересовался, и Сиротинская в его жизни появилась исключительно по любви, верилось с трудом. После этого я выступил и сказал, что Сиротинскую, очевидно, не только сотрудницу МВД (ЦГАЛИ, где она работала, как и все архивы, был подразделением МВД), но и сотрудницу КГБ — иначе ей не давали бы такие «доверительные» поручения — просто «подложили» под Шаламова, с тем чтобы она забрала его архив. Сын Сиротинской заявил, что, судя по моему письму, у меня с Шаламовым хороших отношений не было. А потом повторил тоже самое во время презентации шаламовской выставки в «Мемориале», по глупости не заметив, что в экспозиции лежат конверт и письмо — стишок Варлама Тихоновича с его ответом на мое письмо:

«Дорогой Сергей Иванович!

В любой день и час

Я рад видеть вас.

Ваш Варлам Тихонович Шаламов»

это четверостишие особенно трогательно, потому, что оно пришло через неделю после большого и все объясняющего письма Варлама Тихоновича. Само это письмо поражает своей интонацией, обилием извинений, упоминанием о боли испытанной и мной и Шаламовым. А тут еще сразу же в дополнение к нему стишок.

1 апреля 1968г. 8.30

Дорогой Сергей Иванович

Отвечаю Вам не только в первый час после получения Вашего письма, но в ту же минуту, не выпуская Вашего письма из рук.

Случилось страшное недоразумение, виной которому моя глухота.

Дело в том, что меня преследует письмом и телефонными звонками некий Сергей Мухамедзянов, требуя помощи в реализации его тюремных  наблюдений («сердце юродивых ...»). Это — полуграмотный графоман, нахал высшей марки и я даже обсуждал с юристами вопрос, как прекратить этот шантаж. Я в глаза этого Мухамедзянова никогда не видел и строки из произведения не читал. Но по телефону я с ним говорил, категорически отказывался встречаться и читать его опусы. Кто-то из журнальных работников (вроде Домбровского) подсунул ему мой телефон, не в силах сам справиться с (той пожирающей) графоманской страстью. У меня есть его большое типично графоманское письмо да еще с предложением «оплатит деловую сторону» и так далее.

Несколько раз на день … Мухамедзянов звонит мне. Я не терял надежды отвязать(?) от него обычным способом, без обращения в прокуратуру и милицию.

Письмо Мухамедзянова я сохраню для своей коллекции. Могу показать этот перл при ближайшей нашей встрече.

Ради бога, простите меня за это недоразумение. С глухим человеком очень трудно подробно объяснить по телефону и я рад, что Вы приняли решение написать мне письмо.

Желаю Вам всякого, всякого добра, Сергей Иванович. Прошу прощения за это недоразумение, доставившее Вам боль. Да и мне тоже после получения Вашего письма.

Воспользоваться Вашим приглашением на выставку я не могу из-за своих квартирных дел (я переехал, получил комнату в том же доме, новый мой адрес Москва А-284, Хорошевское шоссе 10 кв 3 (а не 2, как было раньше). За 60 лет жизни я впервые в отдельной комнате. М-б , Вы найдете возможность приехать ко мне хоть на несколько минут.

Я бы вручил Вам книжку мою последнюю, которой, кажется у Вас нет.

Еще раз простите за случившееся.

Ваш В Шаламов.

Клятвенно подтверждаю, что это мое письмо — не первоапрельская шутка.

В. Ш.

Не успокоюсь, пока не подтвердите получение звонком, или же письмом — все равно. .

Я думаю, что и в письме Шаламов слегка переиначивает фамилию стукача и был это не Мухамедзянов, а Мухамедьяров (уж очень близкие фамилии). Но тогда все это рассказ не об очередном графомане, а о потенциально довольно опасной для Шаламова перспективе. Дело в том, что Мухамедьяров хорошо известный в правозащитных кругах человек, хотя бы тем, что именно по его доносам и показаниям в суде был арестован и осужден на семь лет Виктор Некипелов. Позднее — в самом начале «демократических» преобразований — именно Мухамедьяров в компании с другим известным стукачем Денисовым и еще только разворачивавшимся Жириновским помогали Новодворской создавать «Демократический союз» - все были членами правления.

Таким образом личная встреча с Мухамедьяровым и могла быть для Шаламова, как и для Некипелова, совсем небезопасной. Да и телефон Шаламова Мухамедьяров получил, видимо, совсем не от Домбровского