Autoren

1574
 

Aufzeichnungen

220910
Registrierung Passwort vergessen?
Memuarist » Members » Sergey_Grigoryants » Трагедия Николая Харджиева - 6

Трагедия Николая Харджиева - 6

25.08.1970
Москва, Московская, Россия

Когда у меня оказалась беспредметная композиция с очень сложными, восковыми красками Льва Бруни и его печатью на обороте, Николай Иванович сказал, что это было тогда очень модно и все заказывали себе печатки. Потом из двух беспредметных работ Станислава Виткевича у меня одна была подписана, а другая — с печатью на обороте. И это очень любопытное свидетельство того, что Виткевич, польский офицер, не только был в Петербурге на выставке «0,10» и написал о ней первую рецензию по-польски (о беспредметной живописи), не только сам попробовал создавать беспредметные композиции, но и действительно был близок к этой среде — Поповой, Удальцовой, другим художникам русского авангарда.

Мое доверие к Николаю Ивановичу, да ведь и не было других специалистов по русскому авангарду в те годы, иногда приводило не только к приобретению очень интересных вещей, но и к бесспорным с сегодняшней точки зрения потерям. Скажем, Николай Иванович с его ориентацией только на первооткрывателей, только на великих русских художников (Ларионова, Малевича, Татлина, Чекрыгина) не считал Клюна серьезным живописцем, называл его вторичным подражателем, бухгалтером, и его постоянные повторения этого привели не только к тому, что я с легкостью обменял тетрадь с пятьюдесятью его супрематическими гуашами, да и несколько других его вещей, полученных от Харджиева, но и к тому, что отказался выменять на каких-то очень выгодных условиях несколько крупных холстов Клюна у Костаки (один из них был с большим желтым кругом).

Сохранилось у меня и редкое приглашение на 9-ю выставку, которую проводил Николай Иванович в музее Маяковского — с 27 по 31 января 1967 года под тем же названием: «Художники первых лет Октября — иллюстраторы произведений Маяковского». На этот раз ими были Георгий Якулов, Владимир Татлин, Ольга Розанова, Марк Шагал, Александр Родченко. Почему-то об этой, крупнейшей хотя и закрытой на следующий день выставке Харджиева не упоминает Реформатская, перечислившая другие выставки. С билетами на них приходили вечером, накануне, когда и происходило открытие. На моем билете фамилия Родченко не вычеркнута, на билете Парниса ее нет — видимо Харджиев дал мне его до того, как выяснилось, что работ Родченко на выставке не будет. Судя по тому, что мне говорил Николай Иванович о Родченко, об его отношениях с Маяковским, нелюбовь к нему Харджиева, непризнание им и бесспорного, пусть несколько запоздалого новаторства Родченко, и неожиданной для него (благодаря Костаки и выставке Родченко на Кузнецком мосту) — внезапной известности, если не славы художника, объяснялись не столько его меньшим значением в истории русского искусства в сравнении с еще не выставлявшимися, практически менее известными тогда, но великими — Ларионовым, Малевичем, Татлиным, Лисицким, но и какими-то застарелыми, идущими с конца 1920-х годов личными невыясненными отношениями. Но в результате совершенно естественно, что и вещей Родченко тогда у меня не было, хотя пару раз они мне предлагались.

Иногда Николай Иванович рассказывал, как продавал в Литературный музей какие-то вещи Ахматовой, но никогда не вспоминал ее классическую фразу:

— Продавать стало стыдно, а убивать не стыдно.

Но все же самым огорчительным в нашем таком многолетнем, постоянном, не прерывавшемся больше десятка лет знакомстве, было то, что мы совершенно не понимали друг друга. И сейчас я жалею об этом не только потому, что Харджиев по своему масштабу, конечно, заслуживал гораздо большего интереса, чем он у меня тогда вызывал, но и потому, что в этом случае существенная часть его коллекции, попавшая ко мне, осталась бы если не нетронутой, то гораздо лучше сохраненной. В те годы не было принято задавать вопросы, каждый рассказывал лишь то, что сам хотел рассказать, и я молча слушал его внезапные, не вполне понятные мне, пространные и иногда злобные реплики, скажем, о заказных антисемитских статьях в журнале «Огонек» с противопоставлением полузнакомой и забывшей Маяковского Яковлевой и Лили Брик — его постоянной музы, «его семьи», вызывавших у Харджиева возмущение. Как и перенос музея Маяковского из дома Бриков на Таганке в лубянскую квартиру, где была микроскопическая комнатка Маяковского и где, по рассказам Николая Ивановича, он никогда не бывал. Но боюсь, что мне, достаточно далекому от всего этого человеку, Николай Иванович что-то недоговаривал. И понимал, что это организованное противостояние с Лилей Брик и музеем на Таганке все же было связано в значительной степени и с общей компанией очистки Лубянки от кадров и связей сталинского времени.

Я к этому относился равнодушно, между тем именно это было как бы лакмусовой бумажкой, показывавшей и мое непонимание роли Николая Ивановича в истории русского искусства, и не полное, скажем так, приятие мной всего искусства русского авангарда. Для него Лиля Брик была музой великого поэта, и все остальное не имело значения. Я с Лилией Юльевной знаком не был и не хотел этого (в отличие, скажем, от Шустера), хотя общих знакомых было множество, и сам интерес к русскому авангарду к этому как бы подталкивал. Видел ее лишь однажды, опоздавшей на лекцию Романа Якобсона в ИМЛИ, стоявшей в двери, и накрашенная маска ее лица, громадная круглая брильянтовая брошь на груди ничего кроме ощущения дурного вкуса, даже, вульгарности у меня не вызывали. Об отношении ко всей этой коммуно-чекистской среде я уж и не говорю. Сотрудничество с ЧК и НКВД Осипа Брика тогда было хорошо известно, как и омерзительная статья Эльзы Триоле (сестры Лили Юльевны) о Пастернаке в «Леттр франсез». А Николай Иванович в своих репликах говорил и о Брике, и о Лиле Юльевне с заметным почтением. Почти все современники отмечали, что Осип Брик был очень умен. Мне это говорил и Варлам Шаламов, который в ранней молодости ходил на семинары Брика и Третьякова в доме на Таганке. Но всегда остается желательным, чтобы ум сочетался с нравственными качествами, а я не уверен, что в семье Бриков это сочетание имело место. Даже восторженное отношение Лили Юльевны к Сергею Параджанову — хорошо знакомому мне человеку — и реальная ему помощь (Арагон попросил Брежнева, при вручении ему ордена, освободить его из лагеря) не изменили моего отношения. Да и было это много позже.

14.05.2020 в 21:49


Присоединяйтесь к нам в соцсетях
anticopiright Свободное копирование
Любое использование материалов данного сайта приветствуется. Наши источники - общедоступные ресурсы, а также семейные архивы авторов. Мы считаем, что эти сведения должны быть свободными для чтения и распространения без ограничений. Это честная история от очевидцев, которую надо знать, сохранять и передавать следующим поколениям.
© 2011-2025, Memuarist.com
Rechtliche Information
Bedingungen für die Verbreitung von Reklame