Уральская экспедиция - 11

Мы, наконец, купили нужное нам количество бензина и отправились дальше, в Свердловск.
Над нами снова было синее небо и светило солнце.

Купили в каком-то поселке  теплого хлеба, масла и копченой грудинки, съехали на симпатичную поляну, развели костер и вскипятили чайник.
Как описать наслаждение голодного человека, когда откусываешь первый кусок и запиваешь чаем. Всё плывет куда-то, ничего не видишь вокруг, впадаешь в какое-то желудочное чувственное одурение. Ничего не существует, кроме этого куска свежего, душистого хлеба с маслом и грудинкой. Кажется, разорвись рядом бомба – а тебе все равно. Хлеб с маслом и копченой грудинкой – вот главное, остального не существует.
Это забытье проходит после первого бутерброда. Как из тумана постепенно начинаешь различать и воспринимать окружающее. Всё яснеет и, наконец, между двумя глотками ты уже в состоянии произнести какую-то фразу. Тебе кто-то отвечает. И начинаются обычные разговоры, шутки, смех.
Загасили костер, убрали оставшиеся продукты в хозяйственный ящик и поехали дальше.
Асфальт кончился, опять началась разбитая, вся в ямах, дорога, Грузовик старался из последних сил, но вдруг – крак!
Привычно выскакиваем из машины и видим: деревянная распорка выпала и кардан волочится по земле.
Чинились мы часа три, и в Свердловск въехали уже в сумерках, еле живые от усталости.
Наш явочный пункт – краеведческий музей. Он разместился в помещении бывшей церкви. Рабочий день кончился, музей закрыт. Разгрузились во дворе, и Стратулат тут же уехал в авторемонтную мастерскую чиниться, а мы огляделись. Бывший церковный двор – заплеванный, пыльный, с кое-где сохранившейся фигурной оградой. Переполненные мусорные контейнеры. Куча щебня. Ладно, лишь бы где-нибудь приткнуться и заснуть. Не привыкать под открытым небом.
Вдруг…
- Ванда Иосифовна! Дорогая!
- Вера Федоровна! Милая!
Чмок-чмок.
Вера Федоровна – директор музея, приятельница Ванды Иосифовны, явилась нам как ангел-спаситель. Разрешила расположиться на ночь в музее, и там же поужинать. Ура!
Мы с Ритой сразу побежали за продуктами, пока не закрылись магазины. Мы были в прожженных ватниках, в грязных штанах, с запыленными лицами – на нас оглядывались. В гастрономе мы купили молока, сдобных пирожков, пирожных, рулетов, слоек, плюшек, сырков в шоколаде. Осточертели каши, захотелось изысканной пищи. С двумя тяжелыми сумками вернулись в музей.
Входим в кабинет директора – и чуть не падаем от восторга: мягкие диваны, электрические лампы, кресла, книжные полки, телефон!
На диване нога на ногу сидит Валерий Николаевич. А за письменным директорским столом Миша Косарев читает «Известия». Косарев, этот таежный медведь, которого мы привыкли видеть не иначе, как свисающим со скалы на веревке или пробирающимся с топориком по тайге, или сидящим у костра – и вдруг - в домашней обстановке, с блаженством на лице, за чтением периодики. Вот это был контраст!
А какой утонченный ужин был у нас в этот вечер: на бумажных салфеточках были разложены кондитерские чудеса, и мы запивали их кофе с молоком, сидя в сухости и тепле под люстрой.
Валерий Николаевич и Миша устроились в кабинете директора. Ванду Иосифовну Вера Федоровна увела ночевать к себе домой.  Остальные постелили спальные мешки в бывшем алтаре (там сейчас отдел Советского периода), где  у входа стояли во весь рост белые статуи Ленина и Сталина. Так мы и спали, под охраной двух каменных вождей.

 Решено было оставить в музее на хранение основную часть материалов, чтобы не подвергать их дорожному риску, а потом переправить в Институт посылками. С утра Валерий Николаевич, Ванда Иосифовна и Миша занялись сортировкой и упаковкой, а мы с Ритой умылись и  прибарахлились как могли: Рита надела сравнительно чистую ковбойку, я – сравнительно чистый свитер. Толя Новиков в водолазке и штормовке еще кое-как смотрелся, а остальные и не думали переодеваться.
Прежде всего, мы отправились на главпочтамт, получать письма до востребования. В спину нам неслись разного рода замечания, смысл которых сводился к тому, что мы – стиляги и не уважаем людей. Особенно досталось нам с Ритой за то, что мы  в брюках. А мы шли по улице Либкнехта, гордые, свободные и богатые (Валерий Николаевич выдал каждому из нас по тридцати рублей из причитающейся нам зарплаты), и чувствовали себя героями Джека Лондона: мы скитались, исследовали культовые пещеры, спали под звездами. Наша обувь стерлась на скалах, одежда прогорела у костров, лица закоптились, волосы выгорели. И вот мы вернулись в цивилизованный мир, еще очумелые от впечатлений, и завтра опять уйдем в тайгу, а они что?
На вопрос, где тут ресторан, проходящая тетка сказала:
- Тут, за углом, только вас не пустят.
Однако, нас пустили. Поняли, наверно, что мы, хоть и оборванцы, но богатые оборванцы. Вежливо предложили сдать верхнюю одежду (драные ватники) в гардероб. Мы сдали и заняли большой стол в центре зала.
Господи, зеркала! Хрусталь! Белоснежная скатерть!
Посетители за соседними столиками – кто с любопытством, кто с неодобрением – посматривали на нас из-за газет.
Мы заказали коньяк, вино, салаты, закуски и мясо.
Как же это было здорово - сидеть в ресторане первого класса, есть лангет с картофелем-фри, пить коньяк из пузатых рюмок и вино из высоких бокалов!
Присоединившийся к нам Миша Косарев показывал фотографию своей годовалой дочки.
Рыжий преподнес нам с Ритой букет астр. И все мы в эти минуты были счастливы и очень любили друг друга.

После ресторана Рыжий убежал на вокзал за билетом: он получил извещение из деканата, что ему нужно срочно ликвидировать два хвоста, иначе его отчислят.
 Миша вернулся в музей разбираться в научных материалах. Сашку и Стасика потянуло в сон, и они ушли с Мишей. А  мы с Толей и Ритой до вечера гуляли по Свердловску, заходили в книжные магазины и универмаги, ели мороженое, пили газировку и говорили о том, как это хорошо – вернуться после скитаний – к цивилизации. Толя сказал, что в этом, в сущности, весь смысл и вся прелесть таких экспедиций.