На острове смерти "Каргопольлаг" - 7

Между Леной и Женей на моих глазах зарождается чувство. Лена явно борется с собой, но чувство побеждает. С каждым днем оно принимает все более отчетливые формы. Лена смотрит на Женю с восторгом – необычность его взглядов, парадоксальность суждений ее поражают и даже порой возмущают, но он умеет так четко и убедительно обосновать свою мысль, что ей его не переспорить. Да просто ее тянет к нему. А он, кажется, покорен ее восхищением, и все больше его колючий взгляд смягчается, когда он смотрит на Лену. Худенький, невысокий, с шапкой всегда всклокоченных волос, он за время наших путешествий загорел, окреп, самоутвердился, и неказистость куда-то девалась. Клетчатая шейная косынка ему очень идет, придает стиляжный вид, и юмор откуда-то появился.
Мы продолжаем держаться втроем – Лена льнет ко мне, словно ища у меня спасения от нахлынувшего чувства. Я вижу как шатается фундаментальное, тщательно спроектированное здание ее будущей судьбы из-за мальчика, у которого ни кола, ни двора, койка в студенческом общежитии, мама в Алма-Ате и весьма призрачная перспектива аспирантуры. 

Идти было хорошо: рюкзаки уехали накануне с Екатериной Александровной на подводе, а мы втроем налегке дошли до деревни Тамбич-лахта. Оттуда надо было переправиться через озеро на лодке. Лодочник оказался вдребезги пьян. Его жена привела нас в избу, где он отходил от запоя, посадила за стол, накормила рыбником, напоила чаем с топленым молоком, калитками и колобками. Все время, пока мы объедались, пьяный лодочник бесёдовал с нами:
- Я-то уж никуда не гожусь – шестьдесят лет. А вот Андрюха, сын мой, он лихой! У него  - эт-та… Молодой! Засватаем кого из вас! Оставайся, девка!
Тыкал пальцем в бок то Лену, то меня и кричал:
- Ты чего отворотилась, едят тебя мухи с комарами! Оставайся! Живем небогато, нуждой непорато, а всё у нас есть! И дичь всегда на столе, и рыба! Андрюха – парень хороший, у него – эт-та… Молодой!
В конце концов, хозяйка отволокла его в соседнюю комнату, а вскоре пришел  Андрюха, застенчивый парнишка лет семнадцати, и перевез нас через озеро.  Дальше мы дошли до деревни Ершово – это уже на Кен озере, а оттуда на рыбачьем карбасе, с двумя тетками, перевозящими бидоны с молоком, добрались до Рыжкова..
- Богатый у вас колхоз? – спросила я у теток.
- И-и, подружка, где там богатый! Двадцать лет в колхозе состоим, богатства не видим.
- А как ваш колхоз называется?
- Колхоз-то? Красный… Красный… Марья, не помнишь, ли?
Все же колодозерские деревни гораздо многолюднее, живее, чем те, в которых мы побывали. Много молодежи, строятся дома, на мысу, как лебедь, стоит белая церковь. Тетки сказали, что в ней клуб.
Мы думали, что обе наши группы уже в Рыжково, приготовились к объятиям, распитию бутылки шампанского, но никаких следов их присутствия не нашли. Рюкзаков наших тоже не было: Екатерина Александровна доехала на подводе до Минино и там осталась собирать материал, о чем нам тут же сообщили местные. Удивительно, как быстро тут распространяются новости.
Мы устроились на высоком сеновале. На него надо взбираться по приставной лестнице. Внутри просторно. Сено откинуто к задней стене, досчатый пол чисто подметен. Спать еще не хотелось, и я сказала, что хорошо бы дать знать Екатерине Александровне, что мы добрались, а то она будет волноваться. Заодно и рюкзаки заберем. Женя завопил, что это идиотство - идти еще куда-то после тридцатикилометрового перехода, что рюкзаки можно забрать и завтра. Однако, Лена сказала, что она тоже хочет пойти, и Женя тут же согласился.
От Рыжкова до Минина – всего километр. Екатерина Александровна очень нам обрадовалась, накормила и уложила спать. Нас с Леной на свою кровать, а Женю на лежанку.