На острове смерти "Каргопольлаг" - 8

Утром хозяйкина дочка Тамара спросила:
- На Поч-озеро у колдуньи не были еще?
Женя встрепенулся:
- У кого?!
- У тети Паши Кузнецовой. К ней из всех деревень ходят, она многих лечит, заговоры знает, привороты.
- Вот это да! – загорелся Женя. – Сегодня же пойдем! Как до нее добраться?
Тамара объяснила: полем до росстани, потом по лесной тропе прямиком километров семь до бережка, а там и километра не будет до деревни Потеряево, где живет Пелагея Максимовна Кузнецова, колдунья.
Женьке явно хотелось идти вдвоем с Леной. Может, я бы и сама с ними  не пошла – охота была чувствовать себя третьей лишней. Но Лена категорически заявила, что, если идти, то только втроем. Она держалась за меня как за последнюю опору, не дающую ей утонуть в любовном омуте.
Да и потом, интересно увидеть колдунью. Хотя и не верила я в ее реальность. В сказках – да, а теперь-то какие колдуньи?
Отправились после обеда.

… Вот и росстань. Отсюда, как в сказке, расходятся три дороги: правая – к чуть видному за соснами озеру; прямо – к вырубке с торчащими пнями. Их потом выкорчуют и землю вспашут под рожь. Третья – в лес. Туда и свернули, как было сказано. И сразу стало теплее: мы точно окунулись в душистое парное молоко.
Я-то совершенно не ориентируюсь в пространстве и положилась на своих спутников. А их понесло не прямиком, как советовала Тамара, а  налево, по узкой тропинке. Тропинка некоторое время петляла, а потом исчезла. Мы забирали то влево, то вправо – тропы не было. Под ногами – заросли черники, вокруг – гнилая, влажная чащоба. Женя споткнулся, ухватился за ствол, и дерево рухнуло. Мы блуждали в поисках тропы, чтобы вывела нас хоть куда-нибудь. Путь пересекали завалы толстых трухлявых стволов. Поставишь ногу – а она проваливается в древесную труху. Комары кружатся над нами сплошным серым облаком.
- Да что же это такое! – в сердцах сказал Женя, размазывая по лицу кашу из комаров. – Леший нас, что ли, водит?
Прав был старик Емельяныч: в таком лесу - не хочешь, а поверишь в леших.
Был двенадцатый час ночи. Еще довольно светло. Стволы деревьев снизу подернуты  лиловым туманом. Красиво. Но нам было не до красот. Очень хотелось есть. Дураки, не догадались взять с собой хоть по куску хлеба.
В довершение, мы забрели в болото. Не то, чтобы нас стало засасывать в трясину, но все же не очень-то приятно брести по колено в травянистой густой жиже, руки и лица распухли от комариных укусов, комары визжат в волосах…
… И вдруг мы услышали где-то слева от нас, явственный звон колокольчика. Такие  колокольчики вешают на шею коровам, чтобы не потерялись. Значит, где-то вблизи жильё!
Мы бросились на звон. Ветки хватали нас за одежду, хлестали по лицам. Сами не заметили, как вылезли из болота. Бежали, перелезали через стволы, перепрыгивая через ручьи, путаясь в ветвях… Только бы не умолкал колокольчик!
И вот чаща расступилась. Мы вышли на пригорок. Прямые сосны стояли не часто, на их тонких, розовых стволах бликами играли пятна остановившегося на горизонте солнца – последней улыбки уходящей белой ночи. Столбы света как прозрачные колонны, пронзали пространство между деревьями. Пахло хвоей, чистой, сухой землей, земляникой.
Метрах в десяти от нас стояла белая лошадь с колокольчиком на красной ленте через шею. Не затасканная крестьянская кляча, а сказочная, тонконогая, с длинной гривой, стройная кобылица. Чутко подняв красивую голову, она смотрела на нас человеческими глазами. А мы, остолбенев, смотрели на нее.
Она звонко заржала, и промчалась мимо нас. Мы – за ней. Она вскоре скрылась за деревьями, но колокольчик звенел, и мы бежали за его звоном. И вот уже мы бежали по тропинке, которую так долго искали. Она привела нас к обрыву. Под обрывом плескалось озеро. На противоположном его берегу стояла деревня. И, темным силуэтом, высокая церковь с тремя куполами.
Мы сели у обрыва на белый сухой мох. Нас окружали заросли лилового вереска. От усталости дрожали ноги.
Белая лошадь исчезла, как и полагается в сказках.
Надо было перебираться на тот берег. Озеро в этом месте сужалось как горловина цифры восемь. Тропинка спускалась прямо к берегу.
Подняв повыше авоськи с тетрадями и фотоаппаратом, мы поплелись через озеро. Оказалось мелко, чуть выше колен.
Был первый час ночи, когда мы, усталые, искусанные комарами, явились в спящую деревню. Сейчас сенокос – «пожня». Ложатся  рано, а встают в четыре часа утра.
Можно было переночевать в «байне» на берегу, но очень хотелось есть.
Постучались в первый же дом. Долго не открывали. Наконец, открыл бородатый дед в ватнике и кальсонах.
- Здравствуйте, дедушка, извините, мы из московской экспедиции, можно у вас переночевать? – жалобно попросила Лена.
- А ночуйте. Места много, мы со старухой одни живем.
Он проводил нас в большую комнату с двумя деревянными кроватями под пологами.
- Дедушка, а вы нам хлеба не дадите и молока? Мы вам заплатим.
- Каки деньги, берите так. Посмотрите в кладовке. Что найдете, то и берите.
И дед ушел к своей старухе.
В кладовке нашлись крынка молока, латки с простоквашей, круглый домашний хлеб, чугунок с холодной отварной картошкой. Поев, мы едва добрели до кроватей и рухнули,  Женя на одну, мы с Леной – валетом – на другую.
Проснулась я от шепота. Лены рядом со мной не было, а с Жениной кровати из-под полога доносилось:
- Леночка, у тебя совершенно очаровательные глазки.
Пауза. Возня.
- … Ну, почему, Лена?
-  Нет – и всё.
- А помнишь, ты мне на Салм-озере сказала: да!
- Не помню.
- А вот я – всё, всё помню!
Снова пауза. Вздохи. Возня.
- Ну, почему, Лена?..
- Потому что – нет!
- А помнишь, ты мне на Салм-озере сказала: да?
Под эти нудные любовные уговоры я заснула,