147-й отдельный стрелково-строительный батальон - 18

Прошло два дня. Первый ярус котлована был вырыт. Утром установили экскаватор, чтобы вырыть аппарель и спуститься в котлован разрабатывать второй ярус. Я пошёл к Фузеину и сказал, что мне нужен нивелир, чтобы дать отметку низа котлована. В шкафу, где он лежал ранее, его не было. Через часа два, когда приехал прораб, острой необходимости в нивелире уже не было. Когда экскаватор закончил разрабатывать грунт под аппарель, раздался какой-то треск лопнувшего металла, из мотора экскаватора пошёл чёрный дым, и мотор заглох. Приехали слесаря и вынесли свой вердикт, что экскаватор уже ремонту не подлежит. Другого экскаватора база механизации не имела. Фузеин мне сказал, чтобы я не отвлекался и быстрее внёс ясность — сколько кубометров грунта нам предстояло ещё вырыть. Сейчас при наличии нивелира и репера это мне сделать было нетрудно. Я взял первого попавшегося солдата, установил его у репера с рейкой, установил нивелир, выставил его по уровню. Когда навёл его на рейку, на экране ничего не изобразилось, экран был белым. Я подошёл к Фузеину и сказал, что нивелир испорчен. Лейтенант побагровел. Он спешил и не проверил нивелир, когда забирал его с другого участка. Теперь виновником поломки единственного прибора в управлении был он. Можно было бы дать отметку теодолитом, но этот прибор был намного сложнее нивелира и давно не проверялся. При нахождении репера на солидном расстоянии от объекта могла быть допущена значительная ошибка. Поэтому я даже не предложил прорабу эту работу выполнить. Он сказал, что на следующий день поедет в Ваенгу и попросит у них на время нивелир. Я снял со штатива прибор, упаковал его в его ящик, занёс в прорабскую и положил в шкаф на место. На котловане мне делать было нечего. Я пошёл к сантехникам, где они укладывали трубы коллектора канализации, дал на поперечной обноске отметки, и они укладывали трубы старым методом при помощи визирки. С разрешения бригадира я работал с визирками до обеда. Старый бригадир проверил работу и признал её удовлетворительной. После обеда я на участок укладки труб не пошёл, а пошёл в прорабскую комнату. Здесь Фузеин сказал, что он по телефону разговаривал с друзьями из Ваенги. Свободных нивелиров у них нет. Затем прораб ушёл в управление на совещание. В прорабской осталось несколько человек, сержант нормировщик и две батальонные вольнонаёмные нормировщицы. Сержант себя уже чувствовал демобилизованным. Он служил уже шестой год. Сейчас он сидел на столе, опираясь одной ногой в пол, и рассказывал нормировщицам какие-то пошлости. Молодые женщины сидели на стульях, грызли семечки и громко смеялись. В комнате было грязно и накурено. Я взял нивелир и перешёл в комнату начальника участка, который в это время был на совещании. Осторожно, внимательно начал осматривать его, стараясь отгадать, что с ним могло случиться. Когда я вертел прибор в руках, послышался внутри трубы какой-то стук металла об металл. В трубе были смонтированные линзы, глухие и подвижные. Без сомнения, это был стук выпавшей линзы. Я мучительно вспоминал плакаты с изображениями разрезов визуальных труб. Да, там было много линз. Какая же могла выпасть? Все они как-то монтировались, а следовательно, могли и сами демонтироваться. Лейтенант, наверное, сев в машину, поставил ящик с прибором на пол. Машина шла по ухабам, и линза могла выпасть из гнезда. Да, но преподаватель в техникуме предупреждал, что разборку трубы могут вести только специалисты в юстировочных мастерских. На флоте, конечно, есть такие мастерские, но там чинят секретные приборы, и эти мастерские засекречены. Из инструментов у меня был только перочинный нож с пятью приборами. Любопытство победило. Я постелил на стол газету, высыпав скрепки на отдельный листик, взял коробочку, чтобы складывать мелкие детали. Включил всё освещение, которое можно включить, и начал разборку нивелира. Отвинтил и снял первую визирную линзу и впервые увидел трубу внутри. Когда я вертикально перевернул нивелир, на газету выпала маленькая линзочка. В диаметре она была не больше 6-8 мм.

— Так вот где собака зарыта! — обрадовался я. Но радость была преждевременной. Неизвестно было, откуда она выпала, а ещё сложнее — как её водрузить на место. Линзочка была увенчана бронзовым кольцом, которое впрессовывалось в какое-то гнездо. Однако этого гнезда я не видел. Всматриваясь в середину трубы, я заслонял свет, и в трубе было темно. Тогда закрепив нивелир на штативе, я взял маленькое карманное зеркальце и, держа его перед своим носом, начал направлять источник света в трубу. Гнездо было видно. Оно от окуляра находилось на расстоянии порядка 10-12 см. Как водрузить на место линзу? Каждый спрос порождает предложение. Я вышел из помещения. Шёл дождь. Был поздний вечер. Под руку попалась какая-то дощечка, очевидно, от какого-то тарного ящика. Взял её, ещё не зная, что с ней буду делать. Очевидно, это было по принципу, что утопающий хватается за соломинку. Дощечка была грязная и мокрая. Обмыв её в ближайшей лужице, вошёл в помещение, где газетой хорошо её протёр. Сделал две лучины толщиной около 3 мм, шириной чуть пошире диаметра линзы. В одной лучине в торце сделал вырез. Получилась двузубая вилочка. Между зубчиками я впрессовал линзочку. Вставил лучину в трубу и нащупал гнездо. Второй лучиной впрессовал линзу в гнездо. Раздался щелчок, который подтвердил, что линза села в гнездо. Какое-то мгновение я был доволен, как слон, но это было мгновение, пока я не собрал нивелир. Когда был собран прибор и я посмотрел в окуляр, то со мной чуть не случился обморок. Нивелир работал. На стенах комнаты отчётливо были видны графики, портреты вождей и вбитые в стену мельчайшие гвозди. Но пользоваться нивелиром по назначению было невозможно. На этой проклятой линзе была нанесена сетка из рисок, которая была настолько мала, что я её не заметил. Самая главная риска, которая должна была быть параллельно горизонту, стояла под углом к нему. Была уже ночь. Когда нивелир был вновь разобран, возникла проблема, как вынуть злополучную линзу. Втолкнулась она легко, а как её вынуть или перекрутить — для меня было тайной. Если трясти нивелир, могли посыпаться другие линзы. Не оставалось никакого выхода, как разбирать вторую сторону нивелира. Когда я открутил наружную неподвижную линзу, то вздохнул облегченно: коварная малышка находилась недалеко от входа в трубу. Я использовал тот же толкатель, которым втолкнул в гнездо малышку. Она, не сопротивляясь, выпала на газету. Укрепил её в вилке, и уже знакомым движением линза была посажена на место. Собрав нивелир, я направил его на ранее подвешенный отвес. Вертикальная риска линзы совпала с отвесом. Цель была достигнута. Убрав помещение, голодный, измученный, но довольный собой я шёл в казарму под проливным дождём. Шёл через дыру в заборе, чтобы не встретиться с дежурным по части. Патруль был мне не страшен, так как он отсиживался где-то в укрытии или в казарме. Опять меня встретила дурацкая улыбка дневального, но я на него не обижался. Пусть радуется своей сообразительности.