147-й отдельный стрелково-строительный батальон - 16

Работы в подразделении для меня было невпроворот. Нужно было составить планы работы комсомольской организации на следующий месяц, нужно было проверить выполнение работ, предусмотреных планом текущего месяца. В общем, нужно было и нужно... Я сидел в Ленинской комнате, или эту комнату называли Красным уголком, и работал с бумагами. Рядом сидели ребята и травили баланду, т.е. вели праздные разговоры. Постепенно разговор перешёл на тему происшествия в роте. Происшествие было следующим: В роте у нас была группа солдат из Молдавии, которая приехала со мной тем же эшелоном. На них я обратил внимание ещё в дороге. Ребята не могли оправиться от голода военных, да и послевоенных лет. Попав в нашу часть, они с удовольствием шли в суточные наряды на камбуз, где бы можно было вволю поесть. В наряде, кроме работы в кочегарке, в посудомойке или чистки овощей, в основном картофеля, была ещё работа на разделке вареного мяса, относка готовых пончиков в комнату раздачи пищи. Работая здесь, они могли есть до отвала. Этот камбуз обеспечивал трёхразовым питанием около двух тысяч человек в сутки. Продовольствия здесь хватало. Молдавская группа нарядчиков ждала момента, когда кок начал вытаскивать из котлов громадные куски мяса и бросать их на разделочные столы. Делал он это мастерски, орудуя вилами, которыми крестьяне грузят сено, солому. В этот момент молдавские ребята подходили ближе к коку, который брал первых попавшихся нарядчиков и ставил их к разделочным столам для разделки мяса. Мясо нужно было отделить от костей и нарезать меленькими кусочками. Ни одна косточка не должна была попасть в суп или кашу. Вот здесь наши солдаты имели раздолье поесть мясца. Нормальные люди в таком деле имеют какой-то тормоз. В этот день уходя на работу, мы встретили нарядчиков, которые медленной, усталой походкой шли на отдых. Утром в казарме как никогда было приятно отдыхать. Воздух чистый, всё вымыто, почищено, тихо. Из рассказа дневального вечером мы узнали, что когда группа возвратилась с наряда, все улеглись на свои места отдыхать. Злосчастный наш замыкающий Багрин, о котором я уже рассказывал в происшествии на танцплощадке, взобрался на своё место на втором ярусе нар, но при всей своей усталости заснуть не мог, уж сильно был полон живот. Дневальный сказал, что он как будто слыхал стон, но не обратил на это внимания. Вдруг он услышал страшный крик, открыл дверь в комнату взвода. Из комнаты пулей выскочил Багрин, чуть не сбил дневального с ног. Левой рукой Багрин держал рот, правой рукой держал задницу. К дворовому туалету нужно было бежать через весь двор расположения, что в таком положении не всегда удаётся. Багрин оказался в числе неудачников.

Остаток дня он провёл на хоздворе в кузове стоящего на ремонте автомобиля и приводил себя в порядок. Об этом трагикомическом случае можно бы было не упоминать, если бы он не имел продолжения. Для этого я должен рассказать о своём земляке и друге Дане Гольтере, который жил в Одессе на Канатной улице, угол Малой Арнаутской. В Одессе я с Даней знаком не был, но в Заполярье ехали в одном эшелоне. Познакомились уже в батальоне. Он говорил, что меня он приметил ещё в пути. Сначала на первом собрании в пути, затем при организации концерта в одном из тупиков, при ожидании попутного состава. Даня проявил себя как шутник и балагур с первых построений в части. В столовой после обеда, когда последовала команда «Выходи строиться!», мы все старались побыстрее выйти и закурить, потому что при подходе к казарме давалась команда «Подготовиться к мёртвому часу!», а через пару минут следовала команда «Отбой!». Так получалось, что каждый хотел успеть закурить. Когда последовала команда на движение, многие из нас держали самокрутки в руке. Даня решил последний раз затянуться. Выпустил дым уже во время движения. Старшина, увидев дым в строю, остановил строй, повернув его к себе, и спросил:

— Кто курит папиросу ?!

В строю все молчали. У кого в руке была самокрутка, каждый её затушил и держал в руке. Гольтер этого сделать не успел. Старшина раздвинул шеренги строя и пошёл вдоль шеренг, тщательно осматривая землю около каждого, стараясь найти выброшенный окурок. Не найдя его, он резка повернулся и пошёл второй раз. Проходя мимо Дани, он скорее почувствовал запах горелой ткани, нежели увидел дым, который шёл у Даньки из-под хлопчатобумажного пояса гимнастёрки. Старшина оттянул пояс, и горящая самокрутка упала на землю. Даня по стойке смирно стоял перед старшиной, как Швейк пред капитаном, и верноподданным взглядом смотрел на старшину. Ни один мускул на его лице не дрогнул.

- Гольтер, так это Вы курили папиросу? — строго спросил старшина.

- Никак нет, — ответил пойманный с поличным.

- Как нет? — спросил старшина сорвавшимся на фальцет голосом, глядя ему в глаза, как будто он держал в руках напроказничавшего котёнка.

- Никак нет, товарищ старшина, вот Вы вторично неправы. Вы спрашиваете, кто курит папиросу, а ведь это не папироса, а самокрутка, — сочувственно сказал Гольтер, глаза которого выражали печаль и сочувствие старшине за допущенную неточность. Старшина был ошарашен его наглостью и объявил ему три наряда вне очереди. Строй готов был взорваться от смеха, но сочувствием старшине и опасением дальнейшего возмездия старшины смех был погашен. Лицо Даньки выражало недоумение. Когда мы легли отдыхать, он показал мне волдырь на животе от ожога сигаретой.

Вот такой был мой друг Даня. Теперь после шума и смеха, вызванного злоключениями Багрина, в полной тишине, после изнурительного рабочего дня мой друг лежал на своём клочке нар задумавшись. Тишина была не его уделом. Он начал тихонько постанывать. Многие поворачивали головы к нам и прислушивались. В одно мгновенье Данька вскакивает со второго яруса нар и бежит к выходу, держась одной рукой за рот, другой за задницу. В казарме прогремел взрыв смеха. Из соседних взводных комнат прибежали солдаты в нательном белье и тоже залились смехом. На шум прибежали солдаты соседних рот и присоединились к смеху. Даньку никто не видел. Он тихонько вернулся в казарму и лёг на своё место. Прибежал дежурный офицер по батальону, из своей комнатки выбежал старшина, отделённые командиры ещё не ложились спать. Все они начали успокаивать личный состав, что им почти не удавалось. Однако усталость солдат своё взяла. Через полчаса шум угас. Утром Гольтеру командир роты объявил наказание — трое суток гауптвахты. Старшина тотчас увёл его отбывать наказание. Впоследствии, после отбытия наказания, он сказал мне:

 - Я знал, что начальство не обладает чувством юмора, но не до такой меры...

 У меня было несколько друзей в роте, но при отсутствии Даньки чего-то не хватало. Чего греха таить, солдаты тоже как-то приутихли и поникли. Мне кажется, что должность Василия Тёркина в части должна существовать.