Институт народов Азии с теневой стороны - 3

  Фронтовик и диссидент, Померанц в те годы был фигурой хотя и полуподпольной, но популярной до такой степени, что, проводя библиотечные дни в ФБОН (Фундаментальная Библиотека по общественным наукам), где он работал библиографом, мы, как оперные сырихи, бегали на него смотреть: маленький, сухонький, старавшийся не обращать на себя внимания. Говорили, что он будто бы ведет тайный философско-политический семинар, общается все с теми же художниками-лионозовцами, но и открыто выступает с докладами и лекциями по востоковедению в ВУЗах и НИИ. Я знала его по статье в Самиздате "Нравственный облик исторической личности". Кажется, именно там приводился запомнившийся образчик советского фольклора: "Я маленькая девочка, играю и пою, я Сталина не видела, но я его люблю". Статья представляла собой публикацию антисталинского доклада Померанца в Институте философии, сделанного в декабре 1965 года. А на вечере памяти Ахматовой в Институте востоковедения он, пренебрегая опасностью, процитировал запрещенное стихотворение Мандельштама о Сталине.

  В 1968 Померанц поставил свою подпись под "Письмом 224-х" в поддержку Обращения "К мировой общественности" Ларисы Богораз и Павла Литвинова, которые пытались защитить Гинзбурга и Галанскова. К несчастью, обострение его политической активности совпало с назначенной в Институте народов Азии защитой его диссертации "Некоторые течения религиозного нигилизма", первой у нас в стране научной работой о дзэн-буддизме, и некоторые дальновидные люди советовали Померанцу защиту отложить. Однако Григорий Соломонович этого делать не стал. С диссертациями у него сложилась своя трагическая история. Однажды, еще до войны он написал диссертацию о творчестве Достоевского, но защитить ее не удалось: во время ареста в 1949 году текст уничтожили с циничной формулировкой "как документ, не относящийся к делу".

  В 1968 году Померанцу как раз исполнилось пятьдесят, а он при своих гигантских знаниях все еще не остепенен и, следовательно, на приличную работу рассчитывать не может. Вот он и не стал откладывать защиту.

  Разумеется, я на нее пришла. В зале народ был, даже больше, чем обычно бывает на защитах: и тема интересовала, и Померанца хотели поддержать. И институтские, и пришлые. В числе последних - Вячеслав Всеволодович Иванов. А вот на сцене за столом Президиума - никого. Только все тот же Глеб Бауэр, секретарь исторической секции ученого совета. Да мелькал в кулуарах Коростовцев. Кажется, он был председателем Ученого совета. Запомнился оппонент Померанца Николай Иосифович Конрад, личность во всех отношениях легендарная. В 1922 году, в 30 лет он возглавил кафедру японского языка в Ленинградском Восточном институте, где готовили кадры руководящих работников для всех идеологически важных организаций, в том числе - и для НКВД. Естественно, за шпионаж в пользу Японии его и арестовали в 1938 году. К тому времени он был уже членкором. Прошел пытки и лесоповал, ухитрялся заниматься научной работой в Бутырской тюрьме. Потом дело пересмотрели, Конрада в 1941 году выпустили. В 1958 году он стал академиком.

  В 1966 году, как раз на моей памяти, вышла книга Конрада "Запад и Восток". Потрясающее научное исследование, опровергающее расхожую формулу: Запад есть запад, Восток есть восток, и вместе им не сойтись. Сравнивая в цикле статьей восточные и западные культуры, анализируя характер связей между литературами восточных и западных стран, Конрад приходил к некоторым сенсационным выводам. Например, по поводу Ренессанса, доказывая, что это явление характерно не только для Европы Х1У-ХУ1 веков, но и для Китая, причем, намного раньше по времени - начиная с УШ века, Средней Азии и Ирана IХ-ХШ веков. То есть, это явление мирового масштаба, объединяющее культуры разных стран и народов. Книга вызвала колоссальный интерес, ею зачитывались. И вот сам автор собственной персоной. Приехал на защиту Ему под восемьдесят, он сгорбленный, с палкой. Говорят, приехал больной, с температурой. А защиты никакой нет. Объявили, что она откладывается из-за отсутствия кворума. Как выяснилось позднее, отложилась навсегда. Так вот, я видела собственными глазами, как, уходя, Конрад прилюдно топал ногами и стучал палкой на Коростовцева, называя его Мишкой и стыдя последними словами за позорно подстроенную неявку членов ученого совета.

  Удивительную реакцию жены Померанца поэтессы и переводчицы Зинаиды Миркиной вспоминает Юрий Глазов: "Бедный Гриша долго не мог прийти в себя. Гигантская работа многих лет пошла насмарку. А милая, добрая Зиночка повторяла потом не раз:

  - Слава Богу, что так получилось. Я бы не простила себе, если бы Гриша защитил диссертацию в институте в дни, когда вели кампанию за увольнение Юры!"