Журнал "Театр" - 5

  Однажды, уже годы спустя Женя взяла меня с собой к Алисе Коонен. Актрисе было тогда где-то к восьмидесяти, и она решила написать воспоминания. Но не водить же самой ручкой по бумаге: она будет рассказывать, а кто-то запишет. Вот мы и пошли слушать. Она жила все в той же их с Таировым квартире в здании Театра. Мне запомнились темно-синие стены, на фоне которых потрясающе смотрелись картины и фотографии. Сама Алиса Георгиевна, величественная и роскошная, с вечерним макияжем, почти вызывающим, провела нас по квартире и усадила напротив. Она что-то рассказывала, сейчас уже не помню, что именно, а я никак не могла вникнуть в предмет: разглядывала ее, вслушивалась в фантастический ее голос. С восторгом, но и со священным ужасом.

  Женя, человек загруженный работой, предполагала, что слушать и записывать воспоминания буду я, но Коонен , видимо, попросила, чтобы это была она.

  "Страницы жизни моей" вышли в 1975 году, уже после смерти актрисы.

  Благодаря Жене я познакомилась и подружилась с Лидой Соостер. Античная красавица Лида была женой одного из первых и лучших советских (вернее, антисоветских) сюрреалистов Юло Соостера, гонимого, само собой разумеется. Хотя сюжеты его - можжевельник, рыбы, яйца - казалось, были далеки от какой бы то ни было идеологии. Лида и Юло познакомились в концентрационном лагере под Карагандой, куда Лида попала прямо со школьной скамьи как американская шпионка, а Юло после Художественной Академии в Эстонии по 58 статье на 25 лет. Их спасла смерть Сталина и Доклад Хрущева на ХХ съезде.

  Они получили комнатушку в подвале на улице Красина. Предлогом нашего с Женей визита было, видимо, вспомоществование этому нищему семейству с маленьким сыном Тэнно: Лида делала на продажу замечательных кукол, у Юло заработков практически не было. Он был мрачен и молчалив, а Лида, напротив, излучала свет и радость. Ее жизнелюбие и жизнестойкость я вполне смогла оценить, когда мы поехали вместе отдыхать в Одессу. Мой друг Валерий Барда-Скляренко организовал нам комнату в студенческом лагере с не очень благозвучным названием Педина (от Педагогического института), а в комнате было четыре койки. Вот мы и поехали Толя, я, дочка Ира и взяли Лиду. С ней было легко и весело. На одиннадцать лет старше меня, она не только мне была подружкой, но и девятилетней Ире. Однажды мы все вчетвером очень поздно вернулись в родную Педину из гостей и оказались перед запертыми воротами, довольно массивными. Лида тотчас, как кошка, взлетела вверх и потом вместе с Толей словом и делом переправляла нас с Ирой по проторенной дороге. Доброжелательность и верность были также присущи ей в высокой степени. Когда Тэнно вырос и женился, она приняла невестку с любовью, хотя характер у девушки не был идеальным. И самым большим потрясением оказалось для меня поведение Лиды во время страшной, неизлечимой болезни невестки. Она нашла вариант альтернативного лечение, найдя последователей доктора Караваева с их строгой системой питания и жизни. Она неукоснительно следовала всем предписаниям и лечила девушку, даже когда та перестала быть ее невесткой. Лечила долго. И вылечила. Последний раз я видела Лиду, когда приезжала в Израиль. По-прежнему деятельная, веселая и неугомонная, она все время что-то делала по хозяйству, одновременно нянчила внучку и еще что-то вырезала и расписывала на продажу. Прежде чем умереть, она успела написать книжку воспоминаний, бесхитростную и горькую, хотя ни на что не жаловалась, и всё принимала, как есть. Даже обиды от любимого мужа.

   ...В редакции журнала "Театр" меня, кажется, приняли. Представили главному редактору. Начали заказывать статьи и по другим отделам - про День эстрады в Парке культуры имени Горького, потом про гастроли Узбекского театры драмы имени Хамзы. Я с радостью бралась за все. В Редакцию приходила иногда просто так - повидаться. И все заходили сюда, как сегодня заходят в Интернет: и новости выкладывали, и события обсуждали, и между собой общались не только авторы с редакторами, но и авторы с авторами. Существовало как бы негласное братство причастных и допущенных. Так, например, познакомилась я (причем, по его инициативе) с удивительным персонажем нашего времени Сашей Асарканом.

  Был он невелик ростом, лыс, беззуб и мешковат в своих нарочитых, как казалось, лохмотьях. Беспрерывно курил дешевые сигареты без фильтра. При этом щеголевато нахлобучивал видавший виды берет и становился в эти моменты особенно обаятельным. Чудак. Человек без пальто, как Сева Некрасов. И без возраста. Я поначалу никак не могла попасть ему в тон, диалог не выстраивался (он к этому и не стремился), оставалось только слушать, подхихикивать его тихим сарказмам, да покуривать вместе. Гуляли по бульварам, пили чай у него дома в Подколокольном переулке - берлоге, заваленной кипами газет. Мне рассказывали годы спустя, что, когда у Саши родилась дочь, то пеленали ее тоже в газеты. Ничего, выросла.

  Поражал Саша не только умом, талантом и энциклопедическими знаниями, но, прежде всего, тем, что был СВОБОДЕН. От быта, от имущества, от денег, от страха, от зависти, от какой бы то ни было зависимости.

  Нельзя сказать, чтобы наши отношения были совсем уж бесполыми. Нет, мне хотелось понравиться ему, а он не сопротивлялся. Но флирт был чисто интеллектуальным.

   В молодежный двенадцатый номер "Театра" за 1964 год мне предложили написать, про что хочу. Я тогда еще и понять не успела, про что хочу: мало чего знала. И Гаевский посоветовал - про театральных художников. Про кого? Ну, вот есть такой талантливый человек, абсолютно и несправедливо непризнанный Михаил Рогинский. С моей женой Асей, они учились вместе в Художественном училище 1905 года. Давайте мы ему позвоним, и вы к нему поедете. Или напишите про Целкова, его тоже не признают. Не дают ходу.

  Я решила написать про двоих. И оказалось, что они по противоположности очень интересно монтируются. Но большая любовь у меня возникла тогда именно к Рогинскому, Целков оставил равнодушной. Не понравилось его высказывание, что театральный художник должен быть ироничным по отношению к спектаклю: вступало в противоречие с моим пафосом в духе 60-х годов. Вот еще, ироничным! Тогда зачем оформлять, если ты не любишь этот спектакль...