Начало трудовой жизни - 3

  Работа была черная: надо было отмыть и отчистить здание после строителей. То же самое уже приходилось делать в студенческие годы, когда нас посылали, например, отмывать всенародную стройку - корпуса нового здания МГУ на Ленинских горах. Следующим этапом было знакомство с семьями будущих учеников. Они, действительно, оказались более чем неблагополучными. Передо мной развернулась как бы анфилада почти однотипных тесно заставленных и захламленных комнат с дощатыми, крашеными полами, нескладными массивными гардеробами, диванами-книжками или никелированными кроватями с горкой подушек и дешевыми кружевными подзорами, со столами, покрытыми клеенкой, с тяжелым запахом пищи. И прошла череда обделенных женщин, замученных работой, бедностью, бытовыми трудностями, не сложившимися отношениями с детьми. И с этими детьми предстояло теперь разбираться мне.

  Педагогического пафоса во мне нет. Учить и воспитывать не стремилась никогда. Потому что не люблю никого насильно заставлять, не могу по нескольку раз рассказывать одно и то же. Но расположить к себе незнакомых людей и стать лидером в их сообществе хотелось нередко.

  И вот передо мной сообщество незнакомых людей - мой шестой класс. В основном мальчики. Девочек мало, но прегрешений за ними числится больше. Я буду учить их русскому языку, литературе, истории и французскому языку. И воспитывать после уроков. Практически целый день. А три раза в неделю вечером допоздна у меня французский язык в Ростокино. Оттуда ближе обратно в Интернат, чем домой. Благо, дежурным воспитателям полагались комнаты для ночевки.

  Чтобы быть в Интернате к подъему, то есть, к 7 часам утра, я дома должна была встать в 5 и первым поездом метро ехать от Кировской до конечной остановки - Сокольники, потом трамваем снова до конечной остановки - поселок Подбельского и дальше - пешком до Метрогородка, а там за пустырем уже и Интернат. Почти всегда Интернат встречал тебя запахом подгоревшей каши, смешанным с запахом хлорки, которой уборщицы протирали полы. Первым делом я должна была разбудить и поднять своих детей и заодно проверить, не спрятано ли чего запретного под матрасами (больше, к счастью, прятать было негде). Нередко это были ножи, а также рогатки и иное самодельное вооружение. Зарядка, водные процедуры, завтрак с кашей и сосисками в железных мисках, железные кружки с чаем, алюминиевые ложки и вилки. Потом уроки.

  Очень быстро я поняла, что на этих детей ни в коем случае нельзя повышать голос: для них это было слишком привычно, и реакция отключения следовала почти автоматически. Зато они прекрасно реагировали на юмор и очень не любили, когда этот юмор был направлен против них. Поэтому они тоже быстро поняли, что со мной связываться не стоит. Знания у них были на нуле. Книг они не читали. Поэтому на уроках литературы я старалась сама больше им читать и тут же комментировать тексты: хотя бы что-то может запасть им в память или в душу. И однажды, через год, когда они учились уже в седьмом классе, была вознаграждена.

  Проходили Пушкина. В окна класса был виден осенний лес. Стоя у окна, я стала читать им целиком довольно большое стихотворение "Осень" (Отрывок). Они слушали внимательно и, как и я, поглядывали в окна. И вдруг, когда я дошла до строфы "Унылая пора...", весь класс тихо выдохнул "очей очарованье". Когда-то, в начальной школе они учили наизусть этот маленький фрагмент "Осени", и вот теперь вспомнилось, сработал резонатор, душа откликнулась. У меня слезы навернулись, а они так были счастливы своим участием в чтении, своим точным попаданием в текст, что в этот момент уж точно: им нравилось учиться.

  И еще один раз случилась у меня преподавательская радость. На уроке французского языка. На этих уроках я пыталась научить их хотя бы элементарным фразам для общения, прекрасно понимая при этом, что вряд ли им эти фразы пригодятся в ближайшем будущем. Группа делилась на пары, а пары должны были разыгрывать простенькие диалоги. Дело не клеилось: они ничего не могли запомнить. Да и не хотели. Скука смертная. В какой-то момент двое мальчишек на первой парте из-за чего-то подрались. Один стукнул другого книжкой по голове и при этом выпалил: "Quel age as-tu?" Другой ответил ударом в живот и правильной репликой: "J"ai douze ans". Метод физических действий по Станиславскому.

  Минуты радости случались также, когда мы с классом бегали на лыжах, играли в пинг-понг, и мне от них ничего не надо было требовать. Но в целом будни в Интернате были довольно унылыми и безрадостными. Казенный дом он и есть казенный дом. Время от времени дети обворовывали учителей. У меня однажды тоже из Учительской украли получку. Злодеев нашли, но они уже все деньги потратили, и мне в счет потерь выдали несколько конфискованных электрических фонариков. И по судам приходилось ездить, где слушались их прежние, еще "доинтернатские" дела. Коллеги-учителя, как могли, пытались скрасить нашу однообразную режимную жизнь, устраивая вечеринки на праздники и дни рождения, но эти "мероприятия" казались лишь дополнительной обязаловкой и интереса не вызывали: люди были, может, и неплохие, но совершенно чужие, и веселье получалось натужным и фальшивым. Тем более, в интерьерах Интерната.