Вне школы - 5

  ...Если Ансамбль Дворца пионеров дал мне шанс попасть во Францию, с которой связана вся моя жизнь, то другой кружок - Юных театроведов при ЦДРИ - определил выбор профессии.

   Центральный Дом Работников Искусств находился недалеко от моего Большого Комсомольского переулка - на Пушечной улице. Проходя как-то мимо, я увидела в витрине объявление о наборе в кружок школьников с 8-го класса. Я училась в 7-ом, но упросила меня взять. Руководила кружком очаровательная женщина Белла Григорьевна Дисман. Она работала в педагогической части Центрального театра кукол, то есть имела богатый опыт общения с подрастающим поколением, и обладала прекрасным вкусом, то есть выбирала для своих кружковцев все самое интересное. В основном "уходящую натуру", последних из могикан - стареющих актеров, режиссеров, историков театра...Возможно, не последнюю роль в ее выборе играло желание материально поддержать великих, но чаще всего выбитых из седла, будь то Цецилия Львовна Мансурова или Сергей Александрович Бахрушин, Серафима Бирман или Владимир Александрович Филиппов, Фаина Раневская или Ольга Лепешинская. Занятия в том и состояли, что приходил выдающийся персонаж русского театра и рассказывал, что хотел, оставляя в нашей памяти неизгладимый след в виде жеста, интонации или факта. Как, например, старый Бахрушин изумительно показывал разницу в исполнении партии Одетты Улановой и Плисецкой: как сгибала в локтях руки Уланова, что было больше похоже на крыло, и как "змеились" гибкие руки Плисецкой.

   Уговорить и доставить этих людей - с их причудами, болезнями и другими жизненными обстоятельствами было нелегко, поэтому заранее никогда не было известно о дате следующего занятия, и мне как старосте приходилось обзванивать всю группу кружковцев - человек пятнадцать, вызывая неудовольствие соседей по коммуналке. Удивительно, но большинство кружковцев связало свою жизнь с театром: актер Михаил Державин, театроведы Павел Асс и Вика Халиф, танцор, а потом балетный критик Валерий Головицер...Мы получили право пользоваться роскошной библиотекой ЦДРИ, бывать на выставках, вечерах. Иногда удавалось даже проникнуть на закрытые показы фильмов. Впрочем, не часто: уж очень бдительны и безжалостны были билетерши...

   Притом что именно внеклассная жизнь - кружки, концерты, спектакли, книги, общение со взрослыми - казалось бы, определяла формирование характера, мировоззрения, интеллекта, вкуса, влияния школы и официальной идеологии (действовавшей, в частности, и через литературу и искусство) мне, как и всем остальным, избежать не удалось.

   Кстати сказать, советские мифы, на которых нас взращивала школа, литература и искусство, были не хуже других: коллективизм - ведь это та же дружба и братство, интернационализм - отрицание расизма и равенство. Наверное, пьеса Валентины Любимовой "Снежок", получившая в 1949 году Сталинскую премию, была слабой, но функции прививки от расизма она, тем не менее, выполняла, и мы искренне сочувствовали негритянскому мальчику, которого обижали в американской школе.

   Наиболее разработанной и масштабной была мифология героизма.

   "Когда страна быть прикажет героем, у нас героем становится любой" - так им хотелось, но формула казалось все же условной. Однако из пропаганды тотального героизма, особенно когда он был направлен на спасение людей, будь то летчики-пилоты, челюскинцы или Неизвестный герой Маршака, которого ищут пожарные, ищет милиция, родилась у меня устойчивая и опасная вера в то, что тебя не бросят в беде и непременно спасут и помогут. Опасная потому, что она демобилизовала и делала безоружным, с одной стороны, а, с другой, укрепляла ничем не обоснованную веру в справедливость. Поэтому, например, больше всего меня, уже взрослую, потрясло в "Раковом корпусе" то, что Солженицына в больнице не спасали от рака, хотя такие возможности были припасены для других. Детские воспоминания о медицине способствовали, надо сказать, вере во врачей-спасителей.

   В нашей школе был, например, отлично оборудованный врачебный пункт. Школьников регулярно обследовали, возили по поликлиникам и диспансерам. Помню чистые, почему-то без особых очередей поликлиники с обилием наглядной агитации. На цветных стеклянных картинках - сериалы-ужастики с красной волчанкой и лишаями, а также роковыми последствиями абортов. Множество текстов на картонных щитах и книжечках-брошюрах...Увлекательное и полезное чтение. Когда у меня лет в десять обнаружили бронхоаденит, я провела два или три месяца в Лесной школе (эвфемизм туберкулезного санатория) в Красково. И меня вылечили. Хотя и мама, конечно, лечила изо всех сил, заставляя принимать отвратительную на вкус "мазилку" куда входили трудно добываемые и трудно совместимые компоненты. И, коли уж зашла речь о врачах и лечении, хочу обратиться к своему личному опыту контактов с медициной, который, надо сказать, отличался в лучшую сторону от опыта сегодняшнего.