Вспоминая Троицкое лесничество. Часть 5
Что почём!
Экономическая работа меня интересовала всегда. Даже однажды поступал и начинал учиться на факультете «НОТ и экономика лесного хозяйства», примерно так он в ту пору назывался. Начал учиться, но назначенная вскоре операция на глазах да последующий переезд заставили бросить меня учёбу. Да даже и не это послужило причиной.
В первые годы перестройки активно отменяли действующие учебники, а новых ещё не было. За первую же сессию, за какие-то несчастные три недели, трижды меняли указания что и по каким учебникам изучать. «Бабушкам», которые поступили вместе со мной, требовался диплом о высшем образовании для подтверждения соответствия занимаемой должности, а мне, единственному мужчине среди поступивших и самому молодому на заочном экономическом факультете, прорвавшемуся вопреки нежеланию деканата допускать к экзаменам с «непрофильной должности» лесничего, требовались именно знания. Их явно тогда не давали. Впрочем, что-то мне подсказывает, что и теперь учат почти всегда не тому, что нужно, чтобы стать профессиональным экономистом.
Когда ворочаешь брёвна руками, кажется, что ты и есть главный в этой организации, что только от тебя зависит, будет ли организация процветающей.
Бухгалтерия, учитывающая всё и вся, занося в свои анналы твою работу, легко тасует циферки, переводя сделанную работу в рублики, прокачивая их через свои руки. И тоже считает, что именно она, бухгалтерия, главная движущая сила организации.
Среди многочисленных начальников и инженеров есть и должность экономиста. Нелепая и ненужная. Мешающая, если работать по-настоящему, почти всем. Потому и сводилась обычно работа экономиста в государственных организациях к оформлению формально необходимых бумаг да отчётов.
Для непосвящённых это «великие» отчёты. На их основании решают, успешна ли ваша организация, даются сверху указания и рекомендации по дальнейшему развитию. Сверху оно, конечно, всегда виднее. Если подняться туда снизу, пройдя всю технологическую цепочку. Редко кто из вышестоящих, к сожалению, её проходят, но все, занимающие начальственные кресло, решают для вас и частенько за вас, как и что, и зачем делать. Но, почему-то их советы и наставления редко соотносятся с реальностью.
В период, который тут описывается, вся привычная экономика рухнула. Деньги обесценивались каждый буквально день. Можно было выехать за бензином, набрав сумму на покупку двухсотлитровой бочки и вернуться с наполненной на две трети. Так дорожал временами бензин. Примерно так дорожало и всё остальное. Получив полномочия самому разрабатывать цены и расценки, задумался, отчего же танцевать?
Знаю, господа, что вы, сидя в своих областных креслах посмеялись над этими наработками. Смеяться, оно, конечно, всегда проще. Особенно, когда федеральные деньги вам приходили, а до нас, лесничеств, практически не доходили. И потому приходилось придумывать способы элементарного выживания. От идеи выживания я тогда и оттолкнулся.
В одной из газет вычитал фразу, что для выживания работнику нужно получать два прожиточных минимума. Чтобы прокормить себя и одного иждивенца, например, ребёнка. Спору нет, каждый хотел бы получать больше, но денег не было. Вообще.
Взяв за основу двойной прожиточной минимум, который публиковали в газетах ежемесячно, увеличив его суточный размер для цеха на десять процентов, а для леса на двадцать, вывел расценки за кубометр. Но не просто за каждую операцию, как это заложено в многочисленных нормативных справочниках.
Не нужны нам были хлысты, стащенные в одну кучу, как это было при трелёвке на гусеничных тракторах. Нужна была деловая, причём, отгруженная в цех. Да ещё и предварительно отсортированная по породам и диаметрам. В идеале.
Накосят, бывалыча, «за два рубля» кучу хлыстов, перемажут их в земле, пока тягают, потом цепи и пилы только и затачивай. Зато отчёт в кубиках выполнялся влёт! Особенно для Москвы. В цех эту кучу привезут, свалят. И растаскивай, раскряжёвывай, подтрелёвывай к эстакаде, неся людские и материальные дополнительные потери.
Всё это я учитывал при составлении расценок за единицу продукции. В нашем случае удалось добиться, чтобы кругляк с лесосеки поступал прямо на эстакаду, чистенький. Эстакаду расширили, прямо на ней делали досортировку по диаметрам, накапливая объём для распиловки на одном поставе. А от этого напрямую зависело качество производимого пиломатериала.
Следующая проблема, в которую упёрлись, это повышение производительности труда. Никакие большие расценки никогда не обеспечат хорошей зарплаты, если работать кое-как. Люди не хотят менять привычный ритм работы, не хотят осваивать новые приёмы, зачастую не понимая вообще, из чего складывается их зарплата.
Если раньше у дедов – пенсионеров, получающих оклад лесника плюс пенсию, не было стимула работать ещё и физически, то вязкое болото из молодых местных кадров просто убивало. Когда в лесу образовалась бригада почти сплошь из приезжих, стало немного полегче. Приезжие изначально активнее.
Заработки были у нас не ахти, но мы же не нефть качали! А зарплату выплачивали более-менее стабильно, народ стал к нам приходить. И однажды я увидел в ведомости на расчёт зарплаты общую цифру работников в количестве сорок один человек. Цифра осела в памяти.
Иногда, чтобы самому вникнуть поглубже в причины низкой эффективности работы на том или ином участке, сам впрягался в работу на несколько дней. Когда сам, своими руками всё это ворочаешь, лучше ощущается, справедливы ли условия и оплата труда. Лучше видно, какие резервы не задействованы. И опять часто всё упиралось в элементарное нежелание людей работать в полную силу. А, по моему глубокому убеждению, от безделья и симуляции работы и день тянется дольше, и устаёшь больше.
Как-то выписали лесорубочный билет на хорошую берёзовую делянку. Занимающиеся заготовкой работники на неё переходить не рвались, «ковыряясь» на ближайшей от деревни лесосеке. Тогда создал на две недели, остававшиеся до моей сессии, а я к тому времени уже учился заочно, небольшую бригаду. Серёжа за рулём, Анатолий Иванович по прозвищу Шукал, пожилой лесник, но работающий за троих, и я.
Сразу поставил такую цель. Весь день готовим деловую и дрова, в четыре часа вечера начинаем грузить машину, попутно завозим потребителю, получаем живые деньги в кассу и себе, за разгрузку.
Поначалу Шукал, трелевавший на лошади то, что мы вдвоём навалили и накряжевали, ныл, прося ещё одного человека.
- Анатолий Иванович! Ты натрелюй к штабелю, а складировать мы тебе поможем, - объяснял я и ещё на одного работника не соглашался.
Дрова мы с Серёгой стаскивали к месту подъезда машины сами. Сначала так и делали, а потом Шукал приспособился использовать в качестве второго человека лошадь. Он успевал работать в лесничестве, в колхозе конюхом, ещё и молоко собирал. Лошадей любил, умел с конём обращаться как с малым дитя. Потому и догадался, подтащив бревно к штабелю, немного на него затащив, не отцеплять бревно, а, скомандовав коню: «Сынка, стоять!», - и забрасывал второй конец на штабель. Наша помощь была теперь нужна совсем редко.
Каждый день я подводил итоги. Сколько кто заработал. Шукал, выполнявший трелёвку, за неё должен был получать отдельно, мы за валку, обрубку и раскряжёвку. И все вместе за погрузку и разгрузку, хотя, конечно же, разгружали мы вдвоём. Но это несложно, зато давало живые деньги, и сразу. Потому и делили их на всех.
В результате, как помнится, Шукал заработал за две недели триста восемьдесят тысяч, мы с Серёгой по двести шестьдесят, да ещё Серёга по путёвкам дополнительно. Я отвлекался на руководство лесничеством, так что всё по-честному. Уже со второй недели остальные работники безо всякого принуждения потянулись на эту же делянку, в отдельную бригаду.
Уезжая на сессию, всё всем разжевал, как работу организовать, из чего их будущий заработок может складываться. И что же вы думаете?
Приехал и обнаружил гуд недовольства своих заготовителей. Особенно возмущался Шукал. В переводе на общегражданский, он выкрикивал: «Обманщики!», имея ввиду мастера и бухгалтера, закрывших и начисливших наряд за выполненные работы. Его заработок за вторую половину месяца составил только пятьдесят тысяч.
Стал разбираться. Оказывается, сам Шукал настоял, чтобы в бригаду включили побольше народу. В результате, то, что мы сделали втроём, они, тоже с одной бензопилой, делали в ввосьмером! На всех и поделили. Пробиться к сознанию и объяснить, что зарплата начисляется не на количество человек в бригаде, а за каждый заготовленный кубик, мне так и не удалось. Всё равно только и слышал: «Об…».
В цеху тоже часто ныли и просили добавить людей. Я был, в общем-то, не против, но где же выработка? Присмотревшись и тут сделал однодневный эксперимент. Из шести человек оставил рамщика и одного крепкого парня, Потапа. Заставил с вечера наточить пилы, а утром приступили к работе.
- Брёвна должны идти в пилораму стык в стык! - объясняю задачу ребятам. До этого я заметил, что они сначала откатят распиленное бревно, раскрутят зажимные клещи, уложат доски, а только затем идут и подают следующее бревно в пилораму.
Работа по новой схеме оказалась нам вполне по силам. В этот день запланированный объём мы распилили. На будущее пришлось всё же оставить у рамы пять человек, так как иногда требовалось поднять упавшее мимо тележки неподъёмное бревно. Но ни одного человека больше! Лишние люди перемещались на вспомогательные работы. А подготовка пил с вечера и распиловка стык в стык обеспечила выработку запланированных объёмов.
Всё же самое сложное, это была реализация готовой продукции. И лежала она почти полностью на лесничем. Лесхоз в ту пору от всего этого самоустранился.
Свободное копирование
