Дневник (1881-1893) - 26

14 мая *

* Запись от 14 мая является письмом к Эвелине Людвиговне Улановской (впоследствии Кранихфельд), знакомой В. Г. по ссылке в Березовские Починки, Вятской губ. (См. "Ист. Моего Совр.", т. III, главу "Девку привезли"). В это время она следовала опять в ссылку, проезжая Нижний-Новгород. Начало написано на листке почтовой бумаги, затем обращение зачеркнуто, листок вклеен в дневник и окончание написано на листках тетради дневника. Повидимому В. Г. не мог послать это письмо и сохранил его как запись дневника.

Не знаю, передали-ли Вам, как я о том просил,— мой поклон. Я приходил на пароход, вызвал конвойного офицера, просил свидания и не добился. Тогда я попросил по крайней мере, чтобы Вам сказали, что приходил Владимир Короленко и кланялся. Потом я вышел на берег, постоял, поглядел и стал взбираться на гору. С вершины крутого берега я еще смотрел на вашу баржу и вдруг увидел,— или мне показалось,— что в верхнем этаже баржи из дверей вышли несколько женщин и прошли к кормовой части. Вы это были или нет? В то время мне хотелось думать, что Вы были там. Я махнул несколько раз платком и мне показалось, что кто-то тоже махнул с баржи. Впрочем, у меня глаза плохие и более чем вероятно, что я адресовал свои сантименты фигурам конвойных солдат.

Мне нужно было домой, и я пошел, обещав еще придти хотя бы к отходу, и действительно приходил два раза. Если Вам слышна была с берега музыка и видны были во время отхода фейерверки, которые зажигались среди зелени на горе,— то Вы имеете приблизительное понятие о месте, где я стоял, думая о том, видите ли Вы меня из какого нибудь оконца,— одну маленькую точку среди пестрой массы, толпившейся на гуляньи и глазевшей на Волгу. К десяти часам я опять подходил к тому же месту. Ваш пароход дал последний свисток, когда я еще подходил к откосу. И тотчас же Ваша баржа с пароходом отделились от берега. Не знаю, что Вы думали в это время, что Вам было видно. А мне с высоты была видна далеко внизу лежащая в темных берегах полоса реки, отсвечивающая каким то грустным светом, луга с неопределенно глядящими кое-где клочками поемной воды, заволжская даль, затянутая туманом внизу, тучей на горизонте. И по реке тихо откатываясь от берега, ползла какая то темная масса, неопределенная, широкая и тяжелая. Было заметно, что она состоит из двух частей — одна тянула другую. Пароход вел баржу с боку. Дым тянулся из трубы, фонари плыли вверху, прикрепленные к невидным в темноте мачтам. Потом масса раздвоилась, одна часть с фонарем на носу явно стала опережать, вырезалась вся на речной глади, удалилась. Баржа отставала, отставала... Но вот расстояние между двумя темными предметами перестало изменяться. Мне показалось (хотя конечно я не мог этого видеть), что баржа дрогнула, будто темная паутинка натянулся канат — и баржа пошла за пароходом тихо, бесшумно и плавно... Только две чуть заметные черточки темнели на сумрачной реке, да дым, гонимый верховым ветром, забегал вперед парохода, да огоньки отражались, вздрагивая и волнуясь в воде... Понемногу пароход и баржа как то таяли в темноте, уменьшались и задергивались туманом. Я смотрел на них долго, пока огонек еще блестел отражаясь в глубине, пока две точки маячили, сливаясь с темными очертаниями Фофановых гор. И во мне роились мысли о Вас, и о себе, и о толпе, которая шла мимо, все меняясь и оставаясь одинаково равнодушной к тому, что занимало меня. И все странным образом сливалось в моем воображении в общую картину, которую я не мог бы уловить определением,— так она смутна... смутна и неопределенна, как эта мгла, так грустно залегавшая на дальних лугах и так свободно охватившая вверху своими взволнованными очертаниями светлую лазурь ночного неба... Над самой тучей резко и ясно вырезался серп молодой луны, загорелись звезды, над чорным берегом тянул свежий ветер, липы на откосе шумели дружно и гулко,— а внизу плыла по реке баржа... Мне хотелось повернуться к толпе и сказать: Смотрите,— неужели вы не знаете, что эта баржа везет в Сибирь людей, которые смеют думать не так, как вы все, или не так боятся высказать то, что и вы быть может думаете?...

Теперь я сижу здесь и пишу, делясь с Вами тем, что я думал в ту минуту, как вы от'езжали отсюда, не подозревая моего присутствия,— а ваша баржа тянется теперь в темноте, по реке. И долго будет тянуться по Волге, по Каме. Я знаю эту дорогу. Через месяц еще я вижу такой же пароход и такую же баржу на далеких пустынных водах Иртыша и Оби. Счастливый путь, счастливый путь... А куда-то плывет общая баржа нашей общей русской жизни...