Воспоминания анархистки - 129

Не менее страшна была и проводимая органами «политика партии» по отношению к деревне.

С женщиной, от которой я услышала, что происходит у нас под Рязанью, мы не были близко знакомы, так что я даже не могу вспомнить, как ее звали. Ко мне она пришла только потому, что была одинока и довольно часто приходила к нам на прием в диспансер. О ней мне известно только, что она была коммунисткой, эвакуировалась из Ленинграда, и здесь, в пригородной деревне, работала председателем сельского Совета.

Однажды утром она зашла ко мне домой и сказала следующее: «Сейчас я иду в райком и скажу, что так делать нельзя. Вы знаете, что происходит в деревне? Весна, надо сажать картошку, а семян нет. Вместо семян мы получили распоряжение отобрать картошку у колхозников, но откуда она у них? Как председатель сельсовета, я обязана ходить по домам с комиссией и отбирать назначенное по разверстке, не считаясь с тем, сколько у них останется и останется ли. Мы приходим в дом и говорим: «С вас полагается столько-то мешков картошки». Они уже ждут нас. Вся семья сидит на печи, и хозяйка кричит оттуда: «Где картошка, сами знаете. Полезайте и берите, изверги!» И мы лезем. Но картошки у них так мало, что часто, выгребая все, не собираем и половины положенного. Кто-нибудь из комиссии кричит: «Спрятали, гады! Расстреливать будем!» А на печке молчат. Они знают, что им уже сегодня нечего будет есть. Посмотрели бы вы на этих опухших детей... Я — коммунист и больше так не могу. Поэтому я иду в райком требовать прекратить этот разбой...»

Эта женщина в моей жизни была единственной коммунисткой, которая считала, что каждый член партии ответственен за дела всей партии. Но больше таких коммунистов я не встречала. Не видела я больше и ее в диспансере — вероятно, прямо из райкома она была взята как «враг народа».

И всё же мне хочется верить, что были и другие такие же люди, которые считали своим долгом заступаться за бесправных «людей нового типа», вот этих «советских крестьян», обреченных на голодное существование. Ведь всегда были и есть люди порядочные и смелые, не боящиеся ответственности за доброе дело. Когда закончилась война, и через Рязань потянулись составы с зарешеченными окнами, в которых из немецких лагерей перевозили в наши лагеря «освобожденных» пленных, из этих окон часто кричали: «Рязанцы, сходите по адресу такому-то! Скажите родным — такой-то жив, везут на Колыму!» И люди запоминали имена и адреса, шли и передавали весточку; Хотя, безусловно, рисковали собственной свободой.

Во все самые тяжелые времена люди помогали друг другу. Вот почему я никогда не соглашусь с утверждением, что при Сталине одна половина людей доносила на другую половину. При всей массовости доносов это всегда оставалось исключением, а не правилом, — во всяком случае, в отношении простого народа и интеллигенции. В «эшелонах власти» дело обстояло, по-видимому, иначе, но ведь те, кто этой власти добивался и получал ее, готовы были отдать за власть всё — честь, совесть и даже своих близких...