Воспоминания анархистки - 118

Мы — то есть я и семья сестры Любаши — никуда не уезжали, у нас на это и денег не было. При вполне нормальной жизни мы с трудом дотягивали от получки до получки. Но дом, в котором жила сестра, все больше пустел. В ноябре бывали дни, когда соседи приносили нам по нескольку ключей от своих квартир, и мы их складывали в большую тарелку, стоявшую на столе, — «ключи от города Москвы», как шутили мы. Но жизнь становилась все более трудной и тяжелой. К этому времени из нас работал только Михаил Федорович, муж Любаши. Ему было уже шестьдесят лет, он не раз ходил в военкомат, прося использовать его как старого офицера-артиллериста, но получал постоянный отказ. Наконец, ему повезло, и он устроился под Москвой, где командовал отрядом девушек, строивших противотанковые лесные завалы. Мой комбинат уехал. Библиотека института, в которой работала Люба, отправила молодых сотрудников рыть окопы, а пожилые грузили книги на баржи, готовя их к отправке. Племянница моя подала заявление ехать на фронт переводчиком и ждала назначения.

Все уже отпускалось по карточкам — кроме фруктовой воды и мороженого, но и по карточкам трудно было что-либо получить, разве что ликвидировались очередные склады. Так однажды, когда все еще работали, каждому выдали по пуду муки, и у нас оказался запас в четыре пуда. Дела на фронте шли все хуже и хуже. Как-то Любаша вернулась из гастронома на Смоленской площади в слезах: она видела солдат, которых перебрасывали из Дорогомилова к Белорусскому вокзалу. Перевязанные грязными бинтами, измотанные выше предела, они медленно брели по Садовому кольцу... Все больше пустели московские улицы, и на Арбате днем можно было увидеть только редких прохожих. Иногда до нас доносилась далекая артиллерийская перестрелка...

Я не имела права жить в Москве, потому что была прописана в Лосе, а после того, как наш комбинат уехал и у меня отобрали волшебный пропуск, мне все время приходилось прятаться, потому что теперь обходами занимались не домуправы с милиционерами, а военные патрули. В Лосе же одна я жить не хотела, к тому же, там было ближе к немцам.