16-е октября 1941 года было обычным днем военной Москвы. Без особых приключений и ничего не заметив, я добралась до полиграфического комбината на вечерне-ночную смену. К этому времени все мы уже работали по 10-12 часов, а иногда и больше. Разговоры были обычными: съезжаясь со всех концов Москвы, мы делились новостями — кого разбомбили, кто уезжает, кто остается... Тогда мы печатали военные карты, гнали эту работу в срочном порядке, поскольку при быстром отступлении фронта нужны были карты внутренних областей. Как правило, мы брали дореволюционные карты, кое-как их подправляли, печатали небольшими тиражами, и их на самолетах увозили на фронт специально приезжавшие за ними люди.
Их мнение об этих картах было крайне плохим, потому что часто на месте леса оказывалось поле и наоборот, так что на фронте старались ими не пользоваться, а доставать точные немецкие карты наших внутренних областей, где была указана каждая тропка, каждый колодец, каждый дом и каждый столб электропередачи. Благодаря такой ежедневной спешке, мы знали гораздо раньше, чем сообщало радио, где проходит наш фронт, потому что с машин снимали еще не допечатанные карты, а нам давали новые, более близких к Москве мест.
В тот вечер ничего такого не было. Мы спокойно работали, спокойно горели лампы на наших столах, и граверный цех с зашторенными окнами выглядел даже уютно. Тихо было и на улице. Никто не объявлял воздушную тревогу, и мы не обратили внимания на озабоченность сменного начальника цеха и на его сообщение, что директор комбината уехал на заседание Московского комитета партии. Но вот какое-то время спустя по внутренней трансляции объявили: «Всем начальникам цехов срочно явиться в кабинет директора. Срок — пять минут». Мы уставились на «тарелку» репродуктора, висевшую на дальней стене цеха. Здание комбината было огромным, наш цех помещался на три этажа выше кабинета директора, поэтому срок в пять минут был слишком коротким.
Сообщение нас встревожило. Кто-то предположил, что ожидается газовая атака немцев. А надо сказать, что нам давно уже надоело таскать с собой тяжелые противогазы. Мы выбросили их из сумок, набивая те косметикой, бутербродами, книгами и прочими вещами. Кто-то резонно заметил, что вряд ли есть связь между Московским комитетом партии и газовой атакой; другой предположил, что на территории Всесоюзной выставки достижений народного хозяйства высадился десант... Наконец, вошел начальник цеха и объявил: «Работа окончена. Вам дают отпуск на два месяца. Завтра к десяти утра приходите в бухгалтерию за деньгами. А сейчас ничего не убирайте, возьмите только личные вещи, и чтобы через пятнадцать минут в комбинате никого не было...»
Мы были ошеломлены. Сейчас же военное положение! Как добираться до дома? Начальник успокоил: транспорт будет работать всю ночь, никого не задержат, но чтобы через пятнадцать минут никого здесь не было.
Все быстро собрались. В гардероб бежали по лестницам, он был далеко внизу, а впереди еще до проходной — большой двор. Всех беспокоили эти «пятнадцать минут», в особенности, когда кто-то сказал, что комбинат давно заминирован и теперь его взорвут, чтобы не отдавать немцам.
Трамвайная остановка находилась как раз напротив нашей проходной на середине широкого Ярославского шоссе. Сбившись в ожидании трамвая, мы смотрели на темные окна нашего здания, с которым успели сжиться за все эти годы, и гадали: если его взорвут — достанет ли нас взрыв на остановке? Шли, хотя и редко, трамваи и троллейбусы, комбинат стоял на своем месте. Наконец, подошел нужный мне номер трамвая. Он был почти пустой, шел быстро, и такими же пустыми выглядели площадь перед Ржевским вокзалом и Трифоновская улица. Ближе к центру стали подсаживаться пассажиры, группами и в одиночку. Вид у людей был озадаченный, разговаривали тихо, но все обсуждали один и тот же вопрос — почему остановили работу? Никто ничего не мог понять.
В доме сестры на углу Смоленской площади и 1-го Смоленского переулка никогда не запирали двери. Я прошла темную кухню, маленький коридор и постучала к сестре. Она спала и очень удивилась, увидев меня в неположенное время. Мой приход и рассказ разбудил всех, и мы бесплодно гадали — что случилось. Почему всех москвичей разом отправили в отпуск?
Свободное копирование
