Воспоминания анархистки - 109

Но, кроме просто страха от налетов и бомбежек, бывало еще и предчувствие опасности, спасительный голос, который выгонял многих из дома и тем спасал им жизнь. Нечто подобное было и со мной.

В тот раз я поехала в Лось посмотреть, как там наш дом, и осталась ночевать в своей комнате. Вечером дочь хозяйки уговаривала меня на следующее утро ехать вместе с ней, она рано уезжала на работу, в то время как ее мать доказывала мне, что, поскольку у меня свободный день, я вполне могу отоспаться и поехать позже... Что-то мне мешало принять решение. Я колебалась, но, ложась спать, все же сказала, чтобы меня не будили. Однако спала я почему-то беспокойно, проснулась раньше всех и решила немедленно ехать в Москву, хотя делать мне там было совершенно нечего.

Я лихорадочно собиралась, словно боялась куда-то опоздать, и, только ступив на перрон Ярославского вокзала, почувствовала облегчение, как если бы мне кто-то сказал, что я сделала именно то, что требовалось. И, действительно, после нашего отъезда немцы подвергли станцию Лосиноостровскую жестокой бомбежке. Станция эта большая, ее разъездные пути протянулись чуть ли не до самого Лося, там были военные составы, в том числе со снарядами, все взрывалось и горело... Взрывы на Лосиноостровской долго были слышны в ближайшей части Москвы, а вдоль полотна железной дороги стояли обгоревшие дачи.

Почему я уехала? Из-за предчувствия опасности? Не знаю. Но вот случай более ясный и не подлежащий сомнению, рассказанный моей приятельницей на следующий же день после того, как все произошло.

Подобно мне, она давно уже не ходила в бомбоубежище, и в эту ночную воздушную тревогу, проводив туда свою мать, как обычно, вернулась в квартиру и уселась читать. Но уже через несколько минут она почувствовала, что не может здесь оставаться, что ей надо отсюда уходить и как можно скорее. Поколебавшись, Она взяла несколько вещей и спустилась в убежище. Там дежурные ее отругали за то, что она пришла так поздно. И в этот момент очень близко раздался сильный взрыв. Вместе с другими она выбежала наружу, и у всех непроизвольно вырвался отчаянный вопль: тяжелая фугасная бомба разрушила несколько близлежащих домов, в том числе и ее дом.

Чей голос она услышала, когда не смогла больше оставаться в квартире?

Мне было легко представить вопль несчастных, оставшихся без крова, без имущества, потерявших близких, которые отказались спуститься с ними в убежище, потому что нечто подобное слышала однажды в Лосе. В ту ночь был большой налет, немцы сбросили множество зажигательных бомб, так что все вокруг — дачи и деревья — вдруг озарилось ярким розовым светом. Казалось, что бежать уже некуда — все горит. В этот момент, покрывая треск зажигательных бомб, и вырвался из сотен глоток выбежавших на улицу людей этот нечеловеческий крик. Но он сразу оборвался, и люди бросились тушить разгорающиеся пожары. Спасти удалось почти все — сгорел только корпус военного санатория...