Воспоминания анархистки - 107

Исчезали люди и у нас на работе. С Жоржиком Саксоновым, полу евреем, полу англичанином (его отец был дореволюционным политэмигрантом, мать — англичанкой), я училась на курсах, а потом мы вместе работали в комбинате. Отец Жоржика хорошо знал Ленина, после революции семья переселилась в Россию. Почему он стал гравером, что в его анкете оказалось неподходящего для лучшей карьеры — я не знала, а спрашивать о таких вещах не полагалось. Знала только, что у него кто-то работает в Кремле.

Компания у нас с ним на работе была одна, столы стояли рядом, мы часто просто болтали, и вот однажды летним утром 1937 года перед началом работы Жоржик сказал мне буквально следующее: «Вы знаете, через две недели будет арестован Тухачевский[1]. Сейчас его нет в Москве, а когда он приедет — его арестуют...» Я, естественно, не поверила, он — убеждал. Но, действительно, через две недели объявили об аресте Тухачевского. А еще через несколько дней я заметила, что Жоржик помрачнел и выглядел явно подавленным. Когда я спросила его о причине, оказалось, что его брат работал комендантом в Кремле, а теперь снят с работы и отправлен на границу в Кушку. Еще через два дня Жоржик не пришел на работу, а затем нам сказали, что он арестован «за подделку торгсиновских бон».

Но зачем было богатому, избалованному сынку привилегированных родителей подделывать торгсиновские боны?

Не могу не вспомнить еще об одной черте Москвы — а, вероятно, и других городов — тех лет, о которой мне не довелось читать ни в одних воспоминаниях. Это — ларьки и магазинчики, в которых продавали имущество арестованных людей и целых семей. Там можно было найти все, кроме, естественно, дорогих вещей: плохонькую мебель, одежду, уже поношенную обувь, мужское, женское, даже детское белье, примусы и керосинки, лыжи, велосипеды, репродукторы, детские игрушки, музыкальные и слесарные инструменты, патефоны, граммофонные пластинки, посуду столовую и кухонную даже с прилипшими остатками пищи, сковородники, ухваты, самовары, чайники, половики... Это было все, что осталось от когда-то живших рядом с нами людей, может быть, единственное, что вообще могло напомнить об их существовании. И оставшиеся покупали этот жалкий скарб у палачей, зная, что могут точно так же исчезнуть, а потому цеплялись не только за свою, но и за остатки чужой жизни...