15.10.1927 Троицк, Челябинская, Россия
Наконец, я окрепла настолько, что меня вызвали на этап. Его собирали на большом дворе, людей было много и, как всегда, я поинтересовалась, есть ли политические. Ко мне подошел высокий худой молодой человек с четко очерченным лицом и светлыми волосами. Отрекомендовался — Отто Ретовский. Я радостно засмеялась. Во-первых, он мне сразу понравился, а, во-вторых, я столько о нем слышала! В Верхнеуральском политизоляторе мне постоянно говорили: ты такая же сумасшедшая, как Отто Ретовский! Теперь мы с ним встретились и сразу понравились друг другу. Он кончил свой срок в Суздале и теперь ехал куда-то в Сибирь, в ссылку.
Подали «черный ворон», забили его людьми до отказа, и мы тронулись на вокзал. Опять была Северная дорога — Пермь, Свердловск... Отто был болен, очень болен. У него был туберкулез, и сам он был настолько слаб, что в Свердловске с вокзала в тюрьму не шел с нами, а ехал на телеге с нашими вещами. Там, в Свердловске, мы и увиделись с ним в последний раз. Отто добился свидания со мной, сказав, что мы — муж и жена, и что нас развозят в разные стороны. С полчаса мы посидели с ним в пустой комнате и, прощаясь, Отто со вздохом сказал: «Как мне хотелось бы поехать вместо тебя в Верхнеуральск...»
Бедный Отто! Вряд ли он смог доехать до места своей ссылки... В Челябинске я неожиданно встретила Татьяну. Сошлись наши этапы: один шел из Верхнеуральска на юг, людей везли в ссылку, другой, в котором была я, — в Верхнеуральск. Был еще и третий этап, в нем ехали сионисты, арестованные во время своего съезда где-то на юге. Теперь они ехали в сибирскую ссылку —: шумная, задорная и боевая молодежь, у которой все еще было впереди. С сестрой мы проговорили всю ночь, условились, как передавать сведения в письмах, и утром расстались. Татьяна ехала отбывать ссылку в Кзыл-Орду. За то время, что я была в Москве — а прошло около полугода — Татьяна вышла замуж в политизоляторе за анархо-синдикалиста Николая Доскаля, который теперь досиживал свой срок и потом должен был приехать к месту ее ссылки.
В Троицке, как я уже сказала, была последняя этапная тюрьма на пути в Верхнеуральск. Режим здесь был легким, можно было переходить из камеры в камеру, так что все мы перезнакомились еще перед выездом в степь. В моем этапе было десять мужчин и две женщины — все грузины, оппозиционеры или старые меньшевики. Там, в Грузии, уже хозяйничал Берия, следователи пытали подследственных, и одна из женщин, сейчас уже не помню, кто именно — Амалик Сахарулидзе или Мария Мшивидобадзе — показывала мне свои ладони, на которых видны были круглые пятна ожогов от папирос следователя.
04.11.2019 в 14:09
|