Воспоминания анархистки - 62

Почта была налажена очень хорошо, но из-за нее часто разгоралась война между фракциями, в которую оказалась вовлечена и я.

В 43-й камере, где сидели мы с Татьяной, до нас жил тоже анархист. Вся почта шла через него, потому что здесь был единственный «узел связи» запада и юга: он устроил здесь такие тайники, которые не могла найти администрация. А ей было очень важно знать, что происходит у заключенных, что они обсуждают и к каким мерам борьбы с администрацией готовятся.

Один из главных тайников нашей камеры находился в полу под старой вентиляционной решеткой. Она крепилась винтами, которые легко выкручивались, и там открывалось пространство, куда можно было складывать все записки, которые шли через нас. Мы связывали наш «запад» с «верхом» и с «югом». «Верх» спускал на веревках почту в окно Жене Седерстрему, а тот передавал ее мне, когда выходил с нами на прогулку. Общий почтовый ящик с «югом» находился в уборной, состоявшей из двух комнат, разделенных дверью. Наш предшественник вынул из двери шпингалет и заменил его крашеной пробкой, так что трубочка, по которой раньше ходил шпингалет, оказалась пустой. Записки надо было очень туго скатать, перевязать ниточкой с петлей и засунуть так, чтобы петля осталась под пробкой. Тот, кто приходил за почтой, вытягивал ее, подцепив петлю вязальным крючком.

Этот тайник администрация тоже никак не могла найти. Они знали, что он находится где-то между умывальной и уборной, скорее всего, в двери, и кончилось все тем, что унесли всю дверь, чтобы лишить нас возможности переписки. Но это произошло уже после нашей обструкции из-за Белянкина.

Поскольку вся почта шла через меня, а отношения между фракциями порой обострялись, наши анархисты стали мне все чаще давать задания перлюстрировать ее с целью узнать, что думают, скажем, эсдеки по какому-либо вопросу. Бывали и прямые указания: «Шмель (это была моя кличка), задержи записки эсеров». Вместо того, чтобы объединиться в борьбе против узурпаторов власти, выработать единую платформу освобождения России от коммунистов, партийные фанатики, многим из которых оставалось не так уж долго жить, продолжали и в политизоляторе бессмысленную «принципиальную» грызню друг с другом. Я не говорю уже о членах партийной «оппозиции», которые вскоре стали к нам поступать: зиновьевцы считали нас «контрой» и даже отказывались перестукиваться...