20 марта 1943 года. Уже вечерело, когда к нам из Николаевского штаба прибыла группа всадников во главе с майором Повторенко и передала нам распоряжение направить от нашего отряда делегатов на партизанскую конференцию, которая состоится 21 марта в Дибровске, деревне недалеко от Николаевского хутора.
Немедленно собрался штаб и была сформирована делегация: Максим Мисюра, Никодим Ермоленко, Мейлах Бакальчук и Коля Плужников. С нами поехали медсестра Анна Расчучкина и еврейский партизан Берл Зильберфарб (умер в 1946 году в Германии в лагере для уцелевших евреев и других жертв фашизма). Я всю ночь составлял для конференции отчет о формировании первой группы партизан «из двенадцати» и обо всей проделанной работе.
Мы отправились на конференцию затемно. На одной подводе ехали я и Коля Панченков, а следом в тарантасе — Мисюра, Ермоленко, Плужников, Зильберфарб и Анна Расчучкина.
Кругом чувствовалась весна, все кругом обновлялось, но на сердце было тяжело. Положение с каждым днем становилось труднее. Передо мною вставали сцены кануна «акции» в гетто, и теперь сопровождали меня те же самые знаки гибели, только с той разницей, что теперь есть возможность погибнуть в борьбе. Какой-то странной представлялась мне эта конференция в тот момент, когда лес мог быть окружен врагом.
С большой настороженностью мы выехали из леса и пустились в направлении Серниковской гребли. В любой момент могли мы встретиться с немцами или бандеровцами. Из-за любого дерева, из любого куста могли в нас полететь вражеские пули. Мы должны были проехать мимо хутора, где находились немцы. У них там был опорный пункт. К тому же немецкая разведка часто выезжала на эту дорогу.
Ехать быстро было невозможно — гребля была полна выбоин и луж. Местами — совсем залита водой. Вдоль гребли течет река Стубла, в весеннюю и осеннюю пору она разливает свои воды по дорогам, лугам и болотам. Весной неширокая Стубла становится полноводной и заливает переправы. Эта гребля покрыта вязкой грязью, не засыхающей даже летом, при малейшем дождике она превращается в сплошную жижу. Колеса часто глубоко погружались в эту грязь, и наши лошади еле вытаскивали повозки. Только изредка мы выезжали на песчаную и твердую почву. Такие места возвышались, как острова. Дорога петляла, поэтому не было видно, что делается впереди, в особенности в местах, где у дороги рос густой кустарник или высокий камыш. За каждым кустом мог скрываться враг.
Наиболее опасным местом была развилка дорог. Одна вела в Серники, другая — в Зелень и Дибровск. Много лет на этой развилке стоял крест, украшенный расшитыми полотенцами и рубахами. Вблизи развилки находился хутор, где разместилась немецкая разведка, и в любой момент у нас могла произойти нежеланная встреча.
Мы свободнее вздохнули, когда заехали в лес вблизи деревни Зелень. Небо начало сереть. Этот лес был мне хорошо знаком. Мое родное местечко находилось всего в каких-нибудь 10–12 километрах от него. И я вроде бы даже забыл, куда и зачем мы едем. Мне хотелось, чтобы без конца в памяти проносились картины моего детства вместе с милыми мне образами людей, которые многие годы шагали по этой дороге.
Свободное копирование
