После смерти Сталина была объявлена сравнительно широкая амнистия, но политических-тяжеловесников она не коснулась: ни заключенных, ни ссыльных. Освобождены были в основном уголовники со сроком наказания до пяти лет, а позднее, в 1955 году, и граждане, сотрудничавшие с нацистами во время войны, работавшие у них на заводах оборонного значения, власовцы. На нашем прииске среди ссыльных никто с фашистами не сотрудничал и не заслужил прощения.
В Магадане и в приисковых поселках после ««ворошиловско-бериевской» амнистии начался массовый бандитизм. Поздно вечером жители боялись выходить на улицу. К одному из наших ссыльных приехала на прииск жена с четырнадцатилетним сыном Колей. Он стал учиться в Сусуманской средней школе, жил там же в интернате и приезжал на прииск только на воскресенье. Отец и мать, приезжая в Сусуман, всегда заходили к нему. Как-то отец задержался у сына в интернате и пропустил вечерний автобус. Попутных машин из Сусумана тоже не было. Иногда машины на прииск проезжали через Берелех, не заезжая в Сусуман. Колин отец решил пешком дойти до Берелеха, до которого было всего три километра, и там ловить попутную машину. Через полчаса из Берелеха пришли в общежитие интерната два школьника и сообщили, что у дороги они видели труп мужчины. Тревожно стало на душе у Коли, и он решил пойти посмотреть. Возле дороги лежал убитый и ограбленный бандитами отец. Пережив свой лагерный срок, он уже после освобождения, с надеждой на лучшую долю, погиб от бандитской руки.
Участок между Сусуманом и Берелехом был особенно опасным. Там в шурфах, недавно пройденных геологоразведчиками, после ворошиловской амнистии часто находили трупы неосторожных путников. Руководство Магадана, как и других населенных пунктов области, стремилось как можно скорее отправить на материк не работавших амнистированных уголовников. Путь их лежал через Охотское море и далее по железнодорожной магистрали на запад. Бандиты всех мастей стремились освоить места, из которых еще не так давно их выкорчевывали.
Обычно, крестьяне и торговцы к прибытию поездов появлялись у вагонов, раскладывая свои товары. Но когда подъезжал к станции поезд с амнистированными уголовниками, продавцы спешно покидали свои торговые места, забирая с собой свое имущество, так как не без основания опасались, что воровская кодла набросится на приготовленные для пассажиров товары и расхватает бесплатно все, что увидят в лотках, на прилавках и витринах киосков. Одна старушка крикнула уголовнику вослед, когда тот, не расплатившись за товар, покидал перрон:
- А деньги?
- Ты покажи, бабуля, какие деньги у вас нынче в ходу! У нас на Колыме уже коммунизм: денег давно нет - все даром дают.
Были, правда, и положительные перемены почти сразу же после смерти Сталина. Так, мы узнали о прекращении уголовного дела «врачей-убийц», реабилитации их и о расстреле Рюмина, заместителя министра государственной безопасности, одного из организаторов сфабрикованных материалов. Позднее узнали о посмертной реабилитации жертв «Ленинградского дела» и расстреле бывшего министра госбезопасности Абакумова и его ближайших сподвижников. И, наконец, расстрел Берии и его соратников вселили в нас новые надежды. С нашего прииска вызвали в Москву и реабилитировали Савинера, нормировщика одного из горных участков. До заключения он был заведующим промышленным отделом Московского горкома партии, знаком с Хрущевым. В начале 1950-го года в Нексикане был повторно арестован главный врач больницы Меерзон. Продержав в Сусуманской тюрьме полтора года, его выпустили, перевели на положение вечноссыльного и запретили занимать административные должности. После смерти Сталина с него сняли ссылку и разрешили выехать на материк. И все же, это были только единичные случаи.
Свободное копирование
