В больнице

Я никогда не верил в миражи,

   В грядущий рай не ладил чемодана.

   Учителей сожрало море лжи

   И выбросило возле Магадана...

   ...И нас хотя расстрелы не косили,

   Но жили мы, поднять не смея глаз.

   Мы тоже дети страшных дней России -

   Безвременье вливало водку в нас.

   В. Высоцкий

   Вскоре в наш лагпункт прислали фельдшера, тоже практика. Назначили его в амбулаторию, и работы у меня стало значительно меньше. Тяжелых больных было мало, и поставлял их, в основном, лагпункт Линковый. Как-то привезли двух больных с высокой температурой, с сильным ознобом. В легких я ничего не нашел, сами они ничего не объяснили. Я позвонил с вахты начальнику санчасти с просьбой прислать Нинель Аркадьевну. Но к вечеру больные признались, что достали шприц с иглой и ввели друг другу в ягодицу слюну. У меня был флакон пенициллина, и я сразу же начал обоим внутримышечно вводить его. На следующий день Нинель Аркадьевна привезла еще один флакон лекарства. Температура у больных немного снизилась, но спустя несколько дней у обоих стали прощупываться обширные флегмоны.

   Я решил вскрыть их, сделав предварительно спинномозговую анестезию. Я видел, как это делал Лик, но все же прочел в учебнике описание этой процедуры. Прокипятив шприцы, нащупав промежуток между двенадцатым грудным и первым поясничным позвонками, ввел иглу с небольшим наклоном вверх на глубину примерно пяти сантиметров, пока не закапала из отверстия иглы спинномозговая жидкость. Затем, надев на иглу шприц, медленно ввел пять кубиков пятипроцентного стерильного раствора новокаина. Уложив больного на стол, я через некоторое время проверил чувствительность ягодицы и сделал широкий разрез флегмоны, из которой обильно потек гной. Видны были обширные некротические участки мышц ягодицы. Вставив тампон для оттока гноя, я сделал перевязку. После вскрытия флегмон, температура у обоих больных снизилась, но до выздоровления было еще далеко.

   С Линкового же привезли двух заключенных, объявивших голодовку и сидевших там уже несколько дней в изоляторе. В больнице они тоже голодали, хотя санитар Син Си-По давал им немного супа и хлеба - голодавшие боялись, что умрут, не успев вырваться со штрафного прииска. Все это были блатные, опасавшиеся, что при многопартийности в воровском мире, с ними расправятся представители оппозиции. Один из них тихо запел:

   Задрожали трепетно аккорды,

   Пробежали пальцы по ладам.

   Надвигались сумерки ночные,

   Ветер дул к Охотским берегам.

   Весь Восток и край глухой Колымский

   Прошагал, гонимый я судьбой,

   Позабыл я прежнюю гитару,

   И расстался навсегда с тобой.

   Ты ушла как в несказанной сказке,

   Ты ушла, развеялась, как дым.

   Я остался тосковать с гитарой,

   Потому, что ты ушла с другим.

   Приморили, гады, придавили,

   Отобрали волюшку мою.

   Золотые кудри поседели:

   Знать у края пропасти стою.

   По тайге бродил я одиноко,

   Где живут все вольно, веселясь.

   Я один покинул тракт широкий,

   Шел, судьбе ни в чем не покорясь.

   Иногда в больнице появлялся Зельманов и требовал, чтобы ему показали вещи больных: мол, когда будут выписывать из больницы, чтобы все были одеты по сезону. Заметив хорошие вещи, как правило у блатных, он предлагал им «обмен» или деньги, намекая владельцу шмоток, что в дальнейшем сможет быть ему полезным. У некоторых блатных были заграничные часы, когда-то снятые с руки фраера или выигранные в карты.

   Однажды приисковую больницу посетила начальница сануправления ЗГПУ Т. Д. Репьева, вместе с Нинель Аркадьевной осмотрела больных, прочла составленные мной истории болезней и назначила на отправку в больницу Заплага нескольких из них, в том числе двух с флегмонами и «голодавших». Она тут же решила, что больнице нужен постоянный врач и пообещала прислать его в ближайшее время. Этим врачом оказался знакомый мне Шах Суварлы. А вскоре на Двойной прислали еще одного врача-венеролога - Мирокяна для работы в вензоне, но пробыл он на прииске недолго. Когда Пастернак вместе с Зельмановым, зашли в больницу знакомиться с новым врачом, первый зачем-то спросил его:

   - Вы армянин?

   - Да, я армянин, а где один армянин, там двум евреям делать нечего!

   Пастернак улыбнулся. Но заключенный врач ошибся: слишком велика была разница в их весовых категориях - вольнонаемный, даже освободившийся из лагеря, пользовался большим доверием, имел неизмеримо больше прав и возможностей.

   Обычно кто-нибудь из врачей или фельдшер амбулатории снимал пробу на кухне перед обедом. Разговорившись с Мирокяном, повар пожаловался на Зельманова, систематически, под угрозой снятия его с работы, таскавшего с помощью своего дневального Натрова продукты из кухни. Врач возмутился и на собрании, на котором присутствовал начальник ОЛПа, заявил об этом. Вызвали повара, но тот, опасаясь мести со стороны Валентина Соломоновича, отказался от своих прежних слов, и Мирокяна за клевету сняли на общие работы. Проработал он там всего несколько дней, пока Репьева не перевела его врачом на другой прииск. Что же касается начальника ОЛПа, то в лагере поговаривали, что каптеров в лагпунктах он назначал сам, что, получая продукты, каптер оставлял на складе причитавшуюся начальнику дань, и у его дневального всегда можно приобрести по коммерческой цене лагерные продукты.