Вольнонаёмные врачи

   Тебе принес я в умиленье

   Молитву тихую любви,

   Земное первое мученье

   И слезы первые мои.

   О, выслушай из сожаленья!

   Меня добру и небесам

   Ты возвратить могла бы словом...

   М. Лермонтов

   Осенью 1949 года на прииск Скрытый приехала по направлению, после окончания института, молодая женщина-врач - Нинель Аркадьевна Боярская. Ее поселили в небольшой комнате в центральном поселке и назначили главным врачом лагерной больницы. Раз или два в неделю она появлялась на Двойном в сопровождении Пастернака, осматривала вместе с Прудниковым больных стационара, присутствовала на операциях, которые тот проводил. В остальные дни Нинель Аркадьевна принимала вместе с Семеном Яковлевичем вольнонаемных больных в амбулатории центрального поселка. Вскоре жители поселка заметили слишком близкие отношения Боярской с начальником санчасти. Ее вызвала к себе в кабинет женщина-секретарь парторганизации и предупредила:

   - Пастернак бывший политзаключенный, и, хотя занимает сейчас ответственную должность, человек он не наш, и отношение к нему у вас должно быть сугубо деловым. На прииске немало молодых неженатых людей, в частности, офицеров. С ними вы можете найти много общего.

   - Что же именно?

   В это время дверь партбюро распахнулась, и в нее ввалился молодой пьяный лейтенант.

   - Что, Анюта, - фамильярно обратился к секретарю незваный гость, - все поучаешь, как нам жить? Нового «кадра» обрабатываешь?

   Секретарша выгнала назойливого посетителя.

   - Уж не этого ли молодца вы прочите мне в женихи? - поинтересовалась Нинель Аркадьевна.

   - У нас не все такие! Есть серьезные молодые люди... Во всяком случае, если вы решитесь на необдуманный поступок, помните: с комсомольским билетом вам придется расстаться.

   - Мой комсомольский возраст и так истекает.

   - А разве вам не хочется в партию, заняться полезной общественной работой? - настаивала секретарша.

   Но Нинель Аркадьевна уже решила свою судьбу: она ждала ребенка и намеривалась оформить свои отношения с Семеном Яковлевичем официально.

   Несколько позже к нам на прииск направили еще одну женщину-врача - Наталью Степановну Кудрявцеву, окончившую Красноярский медицинский институт по специальности «кожно-венерические болезни». Ее назначили заведующей венерологическим отделением больницы, а попросту - вензоной. Видя ее неопытность во врачебных и житейских делах, Зельманов стал ее опекать, выказывая молодой женщине все знаки внимания. Столовой на участке не было, и Валентин Соломонович стал систематически приглашать ее в свои хоромы на завтрак, обед и ужин, приготовленные искусными руками Натрова из изысканных для Колымы продуктов. Отеческую заботу и внимание, уважение подопечная видела во всех его поступках и быстро к нему привязалась.

   Основная работа в вензоне состояла из внутривенных инъекций Mapharsen'а и периодических взятий крови на анализ. Это теперь должна была делать Наталья Степановна, охотно принявшаяся за работу. По распоряжению Зельманова в вензоне устроили небольшую процедурную. Практики внутривенных вливаний у Кудрявцевой не было, и в первые дни она делала их под моим руководством. При этом обычно присутствовал и Зельманов. Не сразу все хорошо у нее получалось, так как вены у многих заключенных были исколоты, скрыты отечными натруженными руками. Попадание мышьяковистых соединений под кожу вызывает болезненную припухлость, а затем появляется красновато-фиолетовое пятно. Поэтому раствор надо вводить очень осторожно, убедившись, что игла находится в вене. Для этого иногда приходится оттянуть к себе поршень шприца и подождать, пока струйка крови появится в нем, и только тогда можно уверенно вводить лекарство в вену. Вначале это правило не всегда соблюдала Наталья Степановна, проявляя излишнюю торопливость, и лекарство попадало под кожу мимо вены, вызывая жгучую боль у пациента. И тут на врача сыпался поток нецензурной брани:

   - Опять, сука, запорола! Хрен тебе, чтобы я еще раз дал себя колоть. На боровах учись уколы делать.

   И лишь присутствие Зельманова немного сдерживало пыл пострадавшего.

   Однажды Валентин Соломонович заболел, и его отвезли в районную больницу для вольнонаемных - в поселок Нексикан. Перед отъездом он оставил Натрову запас продуктов и деньги, приказав заботиться о своей подопечной и готовить ей еду, как прежде. Как-то, во время отсутствия Зельманова, на танцах, которые по воскресеньям устраивались в клубе центрального поселка, Наталья Степановна познакомилась с начальником горного участка Скрытого - Лозовиком. Заключенным он работал бригадиром в шахте, затем горным мастером, а после освобождения из лагеря его назначили начальником горного участка. На прииске Лозовик пользовался уважением, так как его участок всегда работал стабильно, систематически перевыполняя плановые задания. Он был значительно моложе Зельманова, худощав, всегда подтянут, вежлив и доброжелателен к окружающим; и новые знакомые прониклись друг к другу симпатией. Лозовик стал приходить на Двойной, и Наталья Степановна не отвергала его ухаживания. Натров почувствовал это, но помочь своему хозяину, пока тот находился в больнице, не мог. Вечером, когда Зельманов вернулся из больницы, Лозовик объяснился в любви своей возлюбленной и попросил ее стать его женой. Она дала согласие, но предупредила, что считает своим долгом прежде рассказать обо всем Зельманову, так как понимала, что заботы Валентина Соломоновича были небескорыстными. Как только Зельманов приехал домой, Натров сообщил ему неприятную новость, и Валентин Соломонович, обдумав сложившуюся ситуацию, послал своего дневального к Наталье Степановне с просьбой зайти к нему по вопросам текущих дел в санчасти.

   - Это даже хорошо! Я сразу же сообщу ему, что выхожу замуж, - сказала она Лозовику. - Я могу задержаться, но вы обязательно дождитесь меня!

   Сообщение Натальи Степановны огорчило Зельманова, он стал убеждать ее не торопиться и сказать Лозовику, что ей надо все обдумать:

   - Горняки народ грубый: пьют, матерятся; вся жизнь их проходит в шахте с заключенными, домой приходят уставшими, грязными. Разве вам такой мужчина нужен?

   Долгие увещевания Зельманова не убедили Наталью Степановну, и она ушла от него, не изменив своего решения. Но когда вернулась в свою комнату, Лозовика уже не было. Минуты ожидания показались ему вечностью; он решил, что ждет напрасно, и ушел. По дороге домой начальник участка несколько раз останавливался, порываясь вернуться, но не сделал этого. На следующий день Лозовик снова увидел в центральном поселке Наталью Степановну, грустную и одинокую, извинился за свое бегство и сказал, что его предложение остается в силе.

   - Теперь уже поздно! Вчера я Зельманову сказала, что выхожу замуж. Но вы не смогли подождать меня и часу. Вы сами бросили меня в его объятья, - сказала она.

   Через месяц Зельманов пристроил к своему домику еще одну уютную комнату, и Наталья Степановна перебралась к нему.