Кто говорит, что я с ума сошел?!
Напротив! Я гостям радешенек... Садитесь.
Как вам не грех? Неужели я зол!
Не укушу - чего боитесь.
Давило голову, в груди лежал свинец...
Глаза мои горят, но я давно не плачу -
Я все скрывал от вас. Внимайте, наконец:
Я разрешил свою задачу!..
Я. Полонский
Несмотря на каторжные условия в приисковых лагерях, тяжелые психические заболевания у заключенных встречались редко. Небольшое психиатрическое отделение было лишь в Центральной больнице УСВИТЛа. Конечно, почти каждый з/к, познавший тяжкий труд на прииске, испытавший голод, холод и систематические побои вохровцов и блатных, цингу и пеллагру, до конца своих дней оставался с нарушенной по сравнению с нормальным человеком психикой, но для работы в забое считался вполне пригодным.
Чем истощеннее заключенный, тем уже круг его интересов и меньше вероятности у него серьезного психического заболевания. Один заключенный - сильный, здоровый урка был водворен на Линковом в жестокие морозы в изолятор, который практически не отапливался и где он отморозил обе ступни ног, так что их пришлось ампутировать. Для доходяги это, обычно, не было большим уроном, а лишь избавлением от тяжкого непосильного труда в забое, но для вора, привыкшего подавлять фраеров своей силой и славившегося крепким здоровьем, это было трагедией. С буйным помешательством его отправили в Центральную больницу на Левый берег.
Некоторые доходяги специально отмораживали себе ногу, помочившись в карцере в обувь. Как членовредителей лагерное начальство их не оформляло, так как по закону в карцере температура должна была быть не ниже двенадцати градусов тепла и формулировка: «Отморозил ногу в изоляторе» была неприемлемой.
В лагере часто психически здоровые, но изнуренные тяжелой работой и голодом заключенные, чтобы попасть в психиатрическое отделение Центральной больницы, симулировали сумасшествие. Но долго выдержать свою роль мало кому удавалось, и большинство из них быстро сдавалось, упрашивая врача оставить его в больнице на неделю-другую. Обычно, чем больше они предавались фантазии во время симуляции, тем скорее она у них истощалась и быстрее разоблачали их врачи.
Некоторые зэка симулировали паралич конечностей или имитировали контрактуры (ограничения подвижности) суставов после их заболеваний. В таких случаях Прудников иногда применял рауш-наркоз, и симулянт в период возбуждения отлично двигал «парализованной» конечностью. Врачи давали иногда доходягам «незаконное» освобождение от работы, но не любили, когда их обманывали. Лишь в редких случаях симулянтам и «сумасшедшим» удавалось сыграть свою роль до конца.
Один из них, Абасов, находясь как доходяга в полустационаре, внезапно стал набрасываться на своих соседей. Его связали. Он перестал говорить и есть, издавая временами нечленораздельные звуки. Его перевели в больницу. Там он немного успокоился, лежал на койке, закутавшись с головой одеялом, что-то невнятно бормотал. Ни с кем не разговаривал, не отвечал на вопросы; сбрасывал нижнее белье и, свернувшись калачиком, лежал под одеялом голым. Несколько раз зимой выбегал во двор и бегал по снегу, пока его не поймают и не вернут в палату. Так как специалистов по психическим болезням на прииске не было, его через некоторое время отправили в Центральную больницу УСВИТЛа.
Вторым «сумасшедшим» был Руденко. Вышел как-то зимой в сорокаградусный мороз к вахте без телогрейки и шапки, подошел к нарядчику, скосил глаза и произнес:
- Пiду на роботу!
- А где твоя телогрейка и шапка?
- Не знаю. Пiду на роботу!
Бригадир и конвоиры отказались взять раздетого и ненормального на работу; нарядчик привел его в амбулаторию, и я отвел в больницу к Прудникову на обследование. Он оставил Руденко в стационаре, поручив через пару дней помогать санитарам, что мнимый сумасшедший охотно делал, продолжая строить из себя дурачка. В его психике никаких отклонений от нормы врач не обнаружил и через некоторое время выписал из больницы. И снова Руденко первый у вахты, раздетый с традиционной фразой:
- Пiду на роботу!
Тогда нарядчик дал ему метлу, совок и лопату и предложил работу дворника. Руденко добросовестно выполнял свои обязанности: первый день без телогрейки и шапки, а затем оделся по сезону. И не простудился, не отморозил ничего. Так добросовестно с утра до вечера он подметал и убирал территорию лагеря, не забывая своей роли дурачка, что Зельманов решил оставить его в лагпункте дворником. Помогая в столовой, он зарабатывал лишний черпак баланды, а иногда и порцию каши. Некоторое время я его не видел, а потом встретил возле кухни поправившегося, хорошо одетого: в полушубке и валенках. Привез он дрова на кухню.
- Ну что, Руденко, разум вернулся к тебе? - спросил я.
- А зачем мне теперь быть сумасшедшим? Я сейчас работаю возчиком. Дали пропуск на бесконвойное хождение за зоной. На вольном поселке подрабатываю. Всегда сыт! Чего еще надо зэк»? Быть сумасшедшим, да еще голодать и мерзнуть, теперь мне ни к чему!
В более поздние времена наши власти своих политических противников отправляли в «психушки». При сталинском режиме психически здоровые заключенные симулировали сумасшествие, стремясь попасть в психиатрические отделения лагерных больниц, добровольно соглашались жить среди безумных, лишь бы избежать каторжного труда на горных работах.
Как-то в стационар на носилках принесли с производства заключенного, упавшего, со слов свидетеля, в двенадцатиметровый ствол шахты. Он лежал неподвижно с закрытыми глазами, тяжело дыша. Лик, находившийся в это время в лагпункте, проверил пульс «больного», тщательно осмотрел его, ощупал кости, внутренние органы, проверил реакцию зрачков глаз на свет, а затем сказал:
- Можешь встать!
Больной продолжал лежать неподвижно.
- Вставай, вставай! У тебя все цело.
- Доктор, но я же упал в ствол! - возразил умирающий, открыв глаза.
- Этого я не знаю. Знаю только, что ты здоров.
Затем, обратившись ко мне, добавил:
- Дай ему один день отдыха, чтобы не так разочаровывался.