Охрана

   Свободен навсегда зэка лежит.

   Он мог состариться, но хлопнул выстрел.

   Он мог бы убежать - не убежит.

   Он мог бы срок тянуть, но кончил быстро.

   Конвойный ухмыляется. Он рад:

   Он воин бравый, бдительный и меткий.

   Дурак, конечно, сам был виноват, -

   Зачем некстати подошел к запретке?

   Л. Гордон

   Жизнь охранников была столь же унылой и бесцельной, как и заключенных, но голод и тяжелый труд не довлели над ними, и в руках у них было оружие, которое они могли применить по своему произволу против любого заключенного. На политзанятиях, проводившихся для вохровцев их командирами, к узникам лагерей - злейшим врагам общества, все помыслы которых направлены на нападение на конвоиров и побеги, - прививалось бесчеловечно-жестокое отношение, звериная ненависть; поощрялось попирание человеческого достоинства и их элементарных прав. Безнаказанность неимоверно развращала вохровцев. Не в меру усердствуя, надзиратели и конвоиры всюду выискивали нарушения режима заключенными, придирчиво анализируя каждый их шаг, избивали, сажали в карцер по любым пустякам. Жестокость, изощренные пытки, садизм были для них нормой обращения с невольниками.

   Жили вохровцы недалеко от зоны в казарме - помещении барачного типа, над которым развевался поблекший от солнца и ветра, когда-то красный, флаг. Спали на топчанах на не очень чистом постельном белье, но одеты были хорошо: зимой ходили в валенках и полушубках, теплых шапках и меховых рукавицах; «попки» на вышках в сильные морозы кутались в овчинные тулупы. Кроме отдыхающих бойцов, в казарме был постоянно дежурный. Там же находились пирамиды с оружием, всегда готовым к бою, имелась телефонная связь. К зданию примыкало помещение для овчарок - верных помощниц конвоиров, натренированных на преследование заключенных не хуже своих хозяев. Одна из лагерных прибауток так передает угрозу конвоира: «Бежать вздумаете - пулю выпущу, пуля не догонит - собаку с цепи спущу, собака не догонит - сам побегу и догоню!»

   Как не безнадежны побеги на Колыме, все же они были нередкими - тяга к свободе была порой сильней грозивших зэк» наказаний и смерти. Пойманного беглеца чаще всего убивали на месте, иногда избивали до полусмерти на вахте. Если заключенный выходил оправиться за условно установленную и не обозначенную на производственном объекте запретную зону без разрешения конвоира, последний мог его застрелить, ничем не рискуя. Иногда конвоир сам провоцировал выход в запретную зону непонравившегося ему заключенного, требуя чтобы тот принес ему хворост для костра. Такой случай был на Двойном. Ранив заключенного, вохровец вынул его карточку и, убедившись что у его жертвы 58-ая статья и 25 лет сроку, добил его вторым выстрелом, сказав:

   - За тебя мне ничего, кроме благодарности, не будет!

   На следующий день бригада отказалась идти с этим бойцом на работу. Ей дали другого конвоира, а через час после начала работы заменили прежним.

   Жестокость бойцов передавалась по наследству от старшего поколения вохровцев к новобранцам, от блатных бригадиров, избивавших доходяг только за то, что те были уже не в состоянии выполнить производственную норму. Вся жизнь вохровцев проходила с автоматом или карабином в руках, в охране заключенных, в охоте за беглецами. Как охотника за беззащитным животным, как рабовладельца в погоне за беглым рабом или крепостным, как солдата на фронте, так и вохровца охватывал азарт преследователя, желание показать свое превосходство над своей жертвой - поймать и непременно убить стремящегося к свободе пленника.

   Животные убивают, когда хотят есть, и, как правило, не убивают представителей своего вида. Человек, почувствовав свое превосходство перед «младшими братьями», уверовал, что животные и растения появились на свет только для того, чтобы удовлетворять его, человека, потребности, и без раздумья лишал их жизни. По мере повышения своего интеллектуального уровня, человек стал убивать и себе подобных: чужаков за то, что у того кожа другого цвета, обычаи, нравы и мысли другие или просто для захвата его земли и имущества. Число убитых отмечалось скальпами врагов, наградами, орденами, зарубками в своей памяти; к героям битв, смельчакам благосклонно относились и поощряли их вожди, правители, одноплеменники. Во все времена убийства граждан неприятельских, соседних держав, разрушения чужих поселений, расправы над непокорными жителями своей страны ценились и награждались правителями, одновременно являвшимися и верховными военачальниками, гораздо выше, чем созидательный труд человека в своем государстве.

   Своих младших братьев - животных - охотники, наслаждаясь красотами окружающей природы, часто убивают, превращая живое, безобидное существо, в мертвое безжизненное тело, бесцельно, из спортивного интереса, для самоутверждения, демонстрации своей удали и сноровки или просто от скуки. Угрызения совести от своего поступка они не испытывают... К заключенным вохровцы жалости не питали, считая всех их преступниками, подлежащими уничтожению.

   Большая часть бойцов и надзирателей имела лишь начальное образование. Годами или десятилетиями они служили в охране, и это сказывалось на их моральном облике, образе жизни. Свободное от дежурства время вохровцы проводили в пьянках, картежных играх, драках. Матерная брань была обычным средством общения, как с заключенными, так и между собой. Редко можно было увидеть в руках бойца книгу; спирт же и брага были постоянными спутниками его жизни. Даже вольнонаемные работники прииска сторонились вохровцев.

   В начале пятидесятых годов на Колыме возник дефицит вохровцев, и в качестве конвоиров стали набирать «самоохранников» - заключенных-бытовиков с небольшими сроками. Они жили за зоной в помещении дивизиона вместе с вольными стрелками, питались там же; им доверили оружие, они носили военную форму, только звездочек на шапках-ушанках у них не было. К остальным заключенным они относились с такой же жестокостью, как и их вольнонаемные собратья по оружию. За свое благополучие: возможность спать в солдатской казарме, сытно есть и тепло одеваться, они должны были верно служить сторожевыми псами, чтобы, избави бог, не заподозрили их в сочувствии к остальной массе заключенных и не заперли снова в зоне в вонючих бараках, не посадили бы на лагерную баланду и тяжкий труд в золотых забоях.

   Автоматы в руках конвоя и их безнаказанность иногда приводили к трагедиям и для вольнонаемных. Сусуман расположен на левом берегу Берелеха, а ремонтный завод горной техники - на правом. Как-то поздно вечером инженер завода возвращался домой. Документов с собой у него не было. В этот вечер из какого-то лагеря был совершен побег, о чем были поставлены в известность дежурные на КПП, один из которых был расположен в Сусумане у моста через реку Берелех. Не предъявившего документов инженера, подвыпившие вохровцы жестоко избили, а затем бросили в карцер. Утром жена, разыскивавшая мужа, обратилась в милицию. Лишь вечером вспомнили о человеке без документов в изоляторе. От тяжелых побоев он скончался.

   Однажды в Сусумане остановилась сопровождаемая конвоиром машина с заключенными женщинами, работавшими на сельхозучастке недалеко от поселка. Водитель зашел в столовую перекусить, и у грузовика собралось несколько мужчин, которые стали переговариваться с лагерницами. Конвоир стал отгонять мужчин от машины, угрожая автоматом, но те не уходили; кто-то даже стал подшучивать над бойцом. Тогда конвоир выпустил автоматную очередь по стоявшим возле машины людям: двоих убил, нескольких ранил. Начальство признало применение оружия правомерным, а медкомиссия сочла бойца на момент совершения преступления невменяемым.

   На нашем лагпункте назначили старостой заключенного, бывшего капитана - командира дивизиона из поселка Нексикана. Ранее старосты в нашем лагпункте не было: не было в этом нужды, а теперь лагерное начальство решило устроить на вакантную должность своего бывшего коллегу... Работая еще в охране и узнав, что начальница санотдела Репьева с мужем поехала в Магадан, а дома у нее остался только дневальный, капитан с бойцом приехал в Сусуман с подложным ордером на обыск. Обыскав квартиру Репьевых, забрал все драгоценности, ценные вещи и покинул поселок. Долго не могли найти преступника, но однажды дневальный увидел капитана на улице Сусумана. При обыске в его комнате в Нексикане нашли часть похищенных вещей.