Витька сменил Курганова на посту секретаря комсомольской организации школы и вообще был активен, однако меня однажды озадачила одна особенность его поведения: о наших девочках он говорил за глаза довольно откровенно и слишком по-мужски солоно или даже сально. Где он набрался этой жеребячьей лексики, не знаю, только однажды «Туц» принялся рассуждать так, как никто из мальчиков нашей компании. Я и сейчас не решаюсь повторить его слова, а тогда был ими ужасно шокирован. Всем своим воспитанием я никак не был подготовлен к пробуждению в себе взрослого сексуального влечения, и все разговоры о любви, сочинение стихов и прочее «ухажорство» совершенно никак не связывались в сознании с теми неизбежными ощущениями и фантазиями, которые тревожат покой всякого здорового подростка. И какое же смятение я испытал, когда однажды хорошенькая девочка вечером, когда мы гуляли, взяла меня за мизинец(!), а я вдруг ощутил в душе, но ещё более - в теле, нечто такое… Трудно передать то замешательство, которое вызвали во мне эти неожиданные ощущения.
Мы стали чаще всего собираться у Лары Клугман – милой и умной девочки, родители которой встречали нас радушно и гостеприимно. Кажется, мама была врачом, папа – инженером. Он во время войны служил в Польской армии, сформированной на территории СССР, в основном, из советских подданных, преимущественно тех, кто знал польский язык, или, на худой конец, просто обладал фамилий на «–ский» Он читал и декламировал наизусть Адама Мицкевича, Юлиана Тувима, садился играть в карты с нашими ребятами (я туп и невосприимчив к играм и потому обычно сидел в сторонке). Папа Клугман в разговор часто вплетал какие-то шуточки, в силу чего я нашёл в нём сходство с папашей Туркиным из чеховского «Ионыча», - например, совершив ошибку в игре, он объявлял об этом так: «Ошибка давал: вместо «ура» - «караул» кричал…» В семье был ещё и сын – пятиклассник Оська, вечно страдавший насморком. Старшие Клугманы производили впечатление дружной пары, но семейное будущее детей сложилось (впрочем, поначалу, а о дальнейшем не знаю) не слишком удачно: Лариса вышла было замуж за Илюшу Вишневского – юношу из одного с нею потока нашей школы, но через несколько лет они разошлись, имея к этому времени сына. Этот сын сейчас, если не ошибаюсь, в Германии и женат на дочери очень дальних свойственников моей жены…Кажется, и Лариса с ними.
В течение десятилетий жизни в Харькове иногда встречался с нею в семье моих родственников, иногда – просто на улице… Это была спортивная, внешне интересная женщина, у меня, однако, сложилось впечатление, что женское одиночество даётся ей нелегко. С Осиком я иногда встречался в городе, мне было известно о каких-то его неприятностях на работе. Когда вырос мой сын, и в нашем доме стали бывать его приятели и приятельницы, явилась однажды вместе с ним «Лёшка» (то есть, очевидно, Лена) Клугман, о которой мне уже было известно, что она – дочь Осика. «Не зная броду», я разогнался к ней с вопросом: как поживает её отец. Ответ был самый неожиданный:
- Он меня не интересует! - заявила она. – Я его никогда и не видала!
Девочки-девятиклассницы рассказывали нам – уже почти выпускникам – о своих учебных буднях, о некоторых любимых учителях – в том числе о Катерине Михайловне, учительнице украинского, родной тёте Юры Куюкова, сестре его матери и, следовательно, Остапа Вышни. Её живая, красивая украинская речь была пересыпана сочными пословицами и поговорками, непринуждённым, каким-то органичным остроумием.
Свободное копирование
