Зачем нужна тебе чужая Палестина? - 1

На снимке: автор с Борей Панасенко в городском саду им. Шевченко (именовавшемся ещё, по старинке, с 20-х г.г., "Профсадом". С Борисом мы вместе работали  в свеклосовхозе Кисловка под Купянском (1945, см. в тексте главы). Он с детства "болел" мечтой стать самолётостроителем, окончил авиаинститут и впоследствии много лет там преподавал специальные дисциплины (Харьков - один из мировых центров самолётостроения).
Сегодняшнему читателю будет небезынтересно узнать, что номер, на который я указываю пальцем, - регистрационный, только что полученный моим приятелем в милиции для закрепления на личном велосипеде, которые тогда регистрировались в ГАИ подобно автомобилям...  Фотографировал нас, по-моему, всё тот же вездесущий Юра Куюков.
Стоит ещё добавить, что Борис - двоюродный брат учившегося на год младше нас Ивана Саратова, о котором также рассказано в этой главе.

                *     *     *   

Глава 4. «Зачем нужна тебе чужая Палестина?»  (Кисловка   и  Червони Ялты)

После  окончания  шестого класса, где-то в июне, большую группу ребят, и меня в том числе, послали  на сельскохозяйственные работы. Мне исполнилось 14 лет, но были  ребята и постарше. Не могу сейчас уже сказать, сколько нас всего было, но определённо не менее нескольких десятков. Отправились мы поездом в сопровождении двух молоденьких учительниц русского языка: Лидии Ильиничны (фамилии которой не помню) и Лидии Ивановны Меньшиковой (по моим сведениям, она и сейчас, в 2005 году, живёт в Харькове). . Маршрут наш был не ближний: до станции Кисловка за Купянском, а это  километров  полтораста к востоку от Харькова.  В ещё нескольких километрах к северу от станции  находился Кисловский свеклосовхоз, где нам и предстояло работать – в основном, на прополке посевов. Дело было в июне, незадолго перед тем прошли дожди, и, как водится, буйно полезли в рост разные сорняки: осот, молочай, сурепка… Нас разместили в местной школе, вблизи центральной совхозной усадьбы, в классных комнатах, откуда, разумеется,  были вынесены парты и другая мебель. В классе, где было и моё спальное место, стоял, впрочем, небольшой столик, который даже удалось накрыть какой-то тряпкой. Ученики нашей школы поместились в двух классах, но рядом были и ребята из какой-то сельской школы, - тоже приезжие.
День или два провели мы в поле на довольно нудной работе по выдёргиванию сорняков. Делали это вручную, тяпок нам не дали, рукавиц тоже не было, и колючки от молочая, но особенно от осота доставляли заметные неприятности нашим непривычным к сельскому труду рукам. Правда, мне эта работа была знакома по жизни в деревне, где довелось провести наш первый беженский год, включая и лето.

Из нашего класса вместе со мною были Боря Панасенко, улыбчивый и приветливый мальчик из интеллигентной семьи, и белоголовый, немного неуклюжий и тугой на одно ухо Витя Седельников. Борис был старше меня всего на год, Виктор – на все два, оба оставались  в Харькове при  оккупации и, как видно, хлебнули горя. Правда, Борис, насколько помню, всё же  один из этих двух годков учился в школе. 
 
Нам постелили по периметру класса  сено, этого  оказалось вполне достаточно для нормального сна. Правда, кормёжка была не из лучших, в столовой я впервые услышал от более искушённых в жизни ребят забавное слово «кондёр», а ещё – «затеруха» ,- так они называли жиденький суп, в котором плавали редкие крупинки, - кажется, пшена. Чувство голода было, однако,  для большинства из нас привычным и  постоянным, а потому не слишком запомнилось. 

В одной с нами классной комнате оказались самые авторитетные и отчаянные хлопцы: Игорь Герасюта – плотный 16-летний подросток  с лицом, сплошь покрытым возрастными угрями, бесшабашный Ванька Саратов, Толик Беспалов (с которым позже ещё пересекутся наши пути: он будет заместителем секретаря комитета комсомола на заводе им. Малышева, куда я поступлю на работу  после службы в Советской Армии), высокий и худой Эмиль Злуницын – сын парторга инженерно-экономического института,  директором которого вскоре по освобождении Харькова был назначен мой дядя Шура Сазонов… А ещё в той же классной комнате помещались  горбоносый Алик Аптекарь (в 60-е – 70-е годы я встречусь с ним в общедоступной студии звукозаписи – сервисной мастерской,  которой он будет заведовать), а также Вовка Гутман из класса, параллельного нашему  (с его отцом я познакомлюсь однажды на дне рождения Юры Куюкова – это капельмейстер или хормейстер,  которого Юрины родители будут любовно и накоротке называть Абрашей, а он там сильно напьётся, и мы с Юркой должны будем его отвести домой; и на лестнице в своём подъезде он станет рассказывать нам о своих трёх сыновьях и о том, что средний, Лёва, служит в армии на Дальнем Востоке; вскоре меня самого призовут в армию, я окажусь в глухом гарнизоне Приморского края и там познакомлюсь с голубоглазым сержантом Львом Гутманом из учебного танкового батальона… Это родной брат Вовки и один из сыновей Абрама.  Десятки и сотни гарнизонов на Дальнем Востоке, но я попаду именно в тот, где служил один из юных Гутманов!)

  Итак, вот  сколько я перечислил своих соседей по временному общежитию: вместе со мною –девять человек, помню и десятого, ужасного нытика и критикана, которому всё вокруг не нравилось: жильё, питание, работа (и многое  не нравилось поделом!)…