Тим, Кролик, три Надежды, Тонно-Молекула и другие - 15

Были в  учебном плане тогдашней советской школы такие предметы, которым на практике не придавалось сколько-нибудь серьёзное значение. Например, не могу припомнить ни одного учителя или учительницы пения, хотя такой предмет в расписании числился иногда…  Правда,  какие-то репетиции  каких-то песен запомнились, смутно маячит в памяти некая комическая  дирижирующая фигура  старой бабы без лица – и даже  звучание  моей вокальной партии в хоре: «Но-о-сятся бе-е-елые ча-айки…»…

Невообразимый шум и беспорядок царили на уроках   черчения  - этот предмет преподавал сначала какой-то пьяница, выполнивший, впрочем, для учительской портрет  Ленина или Сталина особой техникой:  точками – и тем обессмертивший свою безымянную фигуру… В старших классах  учителем черчения стал Константин Петрович – человек явно положительный, но нисколько не учитель по существу. Мальчики, готовившие себя к инженерной деятельности, впрочем, могли у него чему-то научиться. Но другие (среди них и я)  практически не выполняли домашних заданий, а между тем каким-то чудом числились среди успевающих. Константин Петрович и сам не считал себя  педагогом – главнее для него было занятие фотографией. Он приносил на уроки собственные (действительно, интересные)  снимки, которые мы, вместо того чтобы заниматься черчением, с удовольствием рассматривали.  

…Через 25 лет на  вечере в честь четвертьвекового юбилея окончания школы будут оглашены  ответы ребят нашего выпуска на  шуточную юбилейную анкету. В число вопросов включат и такой: «Ваш самый любимый учитель?»  Вовка Болотников ответит так: «Учитель черчения Константин Петрович - ныне мой тесть». 

(Предыдущий фрагмент этих записок – характеристика нашего учителя черчения – подвергся резкой критике со стороны одного из одноклассников – читателей  черновика   этой книги. Некоторые другие его замечания и поправки были мною безоговорочно приняты, они учтены в  данном  (публикуемом) варианте. Но  от    своего отзыва о милейшем  Константине Петровиче отказаться не могу.

Вот что пишет мой критик:

«Учитель черчения К.П.Лопаткин. 
Оставим его «умную» характеристику на твоей совести. Ты, неумеющий (так в тексте. – Ф.Р.)  держать карандаш и за время учёбы в школе не построивший самостоятельно ни одной проекции, имеешь нахальство характеризовать лучшего учителя черчения школ нашего города, написавшего к тому же прекрасный учебник по основам преподавания черчения в школе (издан при содействии моего отца)!»

Но разве  моя «нахальная» характеристика относится к К.П. Лопаткину как автору учебника? 

Я описал картину  полного безобразия, царившего на уроках «лучшего учителя черчения» всех времён и народов.  Скажи, что это не так, что я соврал, что он умел, хотел и мог владеть мальчишечьей аудиторией… Но ты ведь знаешь: картина – точная! Чистая правда, что я «не построил самостоятельно ни одной проекции», но за что же «лучший учитель» поставил мне в аттестате зрелости  «четвёрку» по своему предмету?  Я написал о нём не как о человеке, авторе учебника, прекрасном фотографе и даже не как о добрейшем тесте Вовки Болотникова – я  охарактеризовал его как учителя. Не надо забывать, что я и сам – учитель с немалым педагогическим опытом. И как  коллега свидетельствую: по моим впечатлениям, вести уроки, то есть именно учить, этот человек  НЕ УМЕЛ).