Ещё одной забавой наших переменок было физическое упражнение, выполнявшееся обычно на столе учителя: уперев ладони в край стола, старались вытянуться всем телом параллельно плоскости столешницы. Все эти упражнения, конечно же, содействовали физическому развитию. Увы, я почти никогда не участвовал в них, так как с самого раннего детства был неловок и невероятно стеснителен. Мне хватало и тех, невыносимых для меня, минут в физкультурном зале и на спортивной площадке, когда, не сумев отлынить от урока, я был вынужден продемонстрировать перед товарищами свою спортивную несостоятельность… Ни один из учителей физкультуры ни разу не попытался помочь, подсказать мне путь преодоления моей физической отсталости. Но и сам я не сумел найти в себе для этого ни сил, ни решимости.
Мы увидим ещё, что наведение порядка на переменах было одним из направлений деятельности нашего директора, направлением же деятельности мальчишек было как раз всяческое нарушение чинности и степенности: подавляющему большинству школяров хотелось бегать, прыгать, играть… Это проявилось и тогда, в 5-м классе. Конечно, руководитель школы обязан был прекратить безобразие, но ведь не таким же безобразным образом…
Глинского уже с начала следующего учебного года в нашем классе и школе не было, и я, должно быть, не запомнил бы его, если б не тот случай. Впрочем, отпечатался же в памяти белокурый, курносый Шаповалов с рассыпчатыми прядями прямых и светлых, как солома, волос; ехидный, «заядный» Кобзев, которого Жорка Кириченко наделил собачьей кличкой «Кабздох», дебильный; полупарализованный косноязычный Давидкович; носатый Чернобыльский, чернявый Зорин, круглолицый Вова Познер (двойной тёзка нынешней телезвезды), математический гений Сёмка Зельцер, добросовестный троечник Вова Топорский («Курт»)...А могучий увалень Емельянов, приехавший в составе кочевой семьи офицера откуда-то с Волги, а потом куда-то уехавший навсегда из нашей жизни? А ярко способный, всё читавший и по всем предметам блиставший успехами, носивший очки с сильными линзами, страдавший сильнейшим косоглазием Слава Заховай – сын режиссёра и актрисы, пробывший в нашем седьмом классе лишь два – три месяца, - до тех пор, пока не завершил своих гастролей Львовский театр юного зрителя, где работали Славины родители... А высокий, с карими, на выкате, глазами, флегматичный Мюллер, какое-то время учившийся в нашем то ли девятом, то ли десятом классе… Он сразу же не полюбился нашей знаменитой учительнице русского языка, которая с раздражением отнеслась к его сообщению «Я приехал из Алма-Ата». «Из Алма-Аты!» - резко поправляла она его каждый раз, но он опять и опять произносил не склоняя название тогдашней столицы Казахстана и не принимал в учёт её поправки
Я оставляю этих ребят, должно быть, навсегда, ограничившись лишь беглым упоминанием их имён, а упомянул, может быть, лишь для того, чтобы продемонстрировать стороннему читателю для меня самого неожиданную остроту своей памяти и тем усилить в нём доверие к дальнейшему повествованию. Но вам, мои родные однокорытники, надеюсь, ох как небезразличны эти имена: они, как искорки. вызовут вдруг в памяти какие-то сладчайшие миги жизни – не потому сладчайшие, что непременно приятные (нет, были ведь и гадкие моменты), а потому, что всё же это невозвратимые мгновения нашего отрочества.
К Тимофею Николаевичу после описанной сцены я уже никогда не мог относиться с полной симпатией, но это не значит, что он был какой-то вечный самодур и бурбон, то и дело раздававший детям зуботычины. Во-первых, в его защиту надо сказать о том, какую тяжкую ношу он взвалил на себя, став директором нашей школы сразу, или почти сразу, после освобождения города. Харьков очистили от немецких оккупантов 23 августа 1943 года, а уже вскоре открылись школы – разорённые, истерзанные, с измученным войной контингентом учащихся и учителей. На улице боговали уголовники и хулиганы. Директор с семьёй (помнится, у него был сын) занял служебную квартиру в здании самой школы – по соседству со своим служебным кабинетом – и жил в ней много лет – по крайней мере, все годы нашей учёбы, - а такая жизнь, прямо сказать, куда как неудобна: покоя нет даже ночью...
Например, однажды озорники (они же и воры) аккуратно вынули и увезли все стёкла из директорского («сдвоенного», как уже было рассказано) кабинета, не разбив, по-видимому, ни одного.. И это – среди зимы, в разгар морозов!
Свободное копирование
