В 1975 году с небольшим опозданием затеяли ребята из нашего школьного выпуска отметить четвертьвековой юбилей окончания школы. Образовался маленький оргкомитет, в который вовлекли и меня. В ходе обсуждения разных организационных проблем ребята озабоченно упомянули и такую: нехорошо, если о предстоящем нашем съезде (а съехаться должны однокашники из разных уголков Союза) – нехорошо, если об этом узнает Петька Батончиков... Но уж если узнает и приедет – нельзя, чтобы он столкнулся с Ходукиным: тот может его прибить.
– Но в чём дело? – заинтересовался я – Какая между ними собака пробежала?
– А ты не знаешь? – искренне удивились друзья.
И рассказали вот что.
Поступая в Высшее мореходное училище, Эдик Ходукин якобы скрыл, не указал в автобиографии и анкете, что его отец осуждён. Признаться в этом, возможно, означало – самому себе закрыть дорогу в училище: с таким «пятном», как осуждённый к уголовному наказанию отец, в «мореходку» могли не принять.
Якобы единственный, кто знал о том, что Эдик это скрыл, – Петька Батончиков. И он выдал Эдика! Из каких соображений – мы, должно быть, не узнаем. Но предательство есть предательство. Петька запятнал себя этим поступком и навсегда зарубил красивую мечту нашего Ходукина..
По моим сведениям, версию о том, будто Ходукин скрыл неприятную подробность своей анкеты, напрочь отрицает его вдова. Согласно уточнению, которое внёс в мой рассказ с её слов один из читавших эту рукопись до опубликования в Интернете, Эдуард при подаче документов всё написал, а исключён и «списан во флот» был за грубое нарушение дисциплины. Но как быть тогда с теми опасениями, которые проявляли организаторы вечера в связи с возможным появлением на нём «Батончикова»?!
Этот вопрос оставляю открытым. Впрочем, он, как и «Кура», на вечере так и не появился. Значит ли это, что «знает кошка, чьё мясо съела?!» - Не могу сказать, а гадать не хочу. Но факт – налицо: вместо учёбы в престижном морском училище и получения заветной специальности пришлось нашему Ходукину тянуть лямку долгой и трудной военно-морской линейной службы.
Не каждый перенёс бы такой удар. Эдик мог наложить на себя руки, опуститься, спиться с круга. Этого не произошло. Он заново вылепил свою судьбу. И хоть сложилась она, в сравнении с мечтой, совсем по-иному, но (во всяком случае – поначалу) красиво и счастливо. Предполагаю, что во многом это заслуга его Неллы, с которой я за всю жизнь свою, кажется, только раз обменялся словами: «Здравствуйте!» - «До свиданья!»
Окончив заочно институт, он быстро сделал карьеру и, в итоге, стал заместителем главного конструктора (а потом, может быть, и главным?) на том же самом заводе. В своей журналистской работе мне однажды случилось взять у него интервью для одной из организуемых мною передач областного радио, коими я подрабатывал систематически к своей довольно тощей «многотиражной» зарплате. Уже тогда он мне рассказал о том, как случился с ним микро-инсульт... Но это было уже в 80-е годы…
Совсем недавно (этот абзац пишу в 2009) меня разыскал давний знакомый, которому довелось работать вместе с Ходукиным (и чуть ли не под его началом) именно в 80-х. Он рассказал мне о Ходукине этого времени как о законченном алкоголике. Что ж, советская начальническая жизнь, с её многочисленными соблазнами в виде бесконечных попоек и междусобойчиков, могла толкнуть его на бесконечные возлияния…
Эдуард Николаевич Ходукин умер где-то на рубеже двух тысячелетий. С болью в сердце храню о нём добрую память как об одной из самых ярких фигур из учеников нашего класса.
Свободное копирование
