Но в восьмом классе в какой-то момент абсолютное равнодушие и ненаблюдательность Елены Павловны сыграли скверную роль в формировании репутации Ходукина.
Дело было так. У наших ребят стали пропадать вещи. Странно, что эти ребята сидели именно в задней части класса – невдалеке от Ходукина и его соседа по парте Юрика Куренка по прозвищу Кура (фамилия, имя и кличка изменены). Однажды у кого-то пропала дорогая авторучка. На классном собрании стали разбирать этот факт, и кто-то – боюсь, что я (а, впрочем, не уверен) – предложил провести анонимный опрос: кого большинство ребят подозревает, тот и есть вор!
Мысль – дикая и, главное, ничего практически не дающая: подозрение – не доказательство. Но безмозглая наша пестунья подхватила пропозицию недоростка и тут же её воплотила в мини-референдум: каждый из присутствовавших написал на бумажке фамилию подозреваемого... Не помню, кого назвал я, и назвал ли кого, но результат меня поразил: в большинстве записочек фигурировало имя Ходукина! Ничем, конечно, эта акция не завершилась, имя вора так и осталось тогда не раскрытым, но на Эдика в тот вечер было жалко взглянуть...
Мне трудно теперь сказать точно, произошла ли уже к тому времени в семье Эдика та трагедия, которая потом роковым образом повлияла на всё течение его жизни. А дело в том, что его отца, работавшего инженером в какой-то из строительных организаций, посадили в тюрьму. Не знаю точно, каково было обвинение, но для его сына это было страшным ударом. В семье Ходукиных господствовали патриотические, советские настроения, - иначе не был бы Эдик так влюблён в русскую морскую историю и в русских флотоводцев, не находил бы столько увлекательного в пионерской и комсомольской романтике. Николай Ходукин не пережил удара судьбы – он умер то ли ещё в тюрьме, то ли уже в лагере... Интересно, что мой отец успел познакомиться с отцом Эдика, ещё когда оба были на воле. Помню, как он мне рассказал об этом знакомстве, когда сам, после долгих лет службы в Гипростали, перешёл работать в систему строительно-проектных организаций. Обоих вскоре сломала советская карательная машина, так что мы с Эдуардом в какой-то степени братья по судьбе...
Думаю, что Ходукины и прежде жили не слишком зажиточно, а без отца стало и вовсе скверно. Так что учиться Эдик стал хуже, возможно, ещё и поэтому. Я тогда не знал об аресте его отца. Но можно представить, до чего горько было парню пережить и эту большую беду, и ту мелкую, но обидную напраслину, которую на него самого возвели легкомысленные одноклассники...
В трудном и унизительном положении «сына преступника» спасительной оказалась для него рука помощи, которую протянул ему наш учитель физики Анатолий Васильевич Тарасенко. Это был всеобщий любимец как детей, так, мне кажется, и учителей. Долгое время он избирался секретарём школьной парторганизации. Сейчас, когда коммунистическая партия давно уже развенчана и отстранена от власти как в бывшем СССР, так и во множестве стран, похвалы по адресу коммунистического партийного вожака могут показаться безнадёжным анахронизмом. Но я хвалю Анатолия Васильевича не как функционера, а как человека. Этот чисто по-украински добродушный, никогда не терявший лица, не вышедший ни разу из ровного, спокойно-ироничного расположения духа, по виду более деревенский, нежели городской учитель, говоривший скорее на «суржике» (языковой смеси), нежели по-русски или по-украински, устроил Эдика на должность лаборанта в школьный кабинет физики – и тем самым, как я понимаю, дал возможность ему окончить школу. В те времена не каждый из учителей отважился бы на такой поступок.
А теперь о том, как выяснилась загадка исчезновения авторучки и других украденных в классе предметов. Прошло с тех пор несколько лет, мы окончили школу, почти все поступили в вузы... Наши волейболисты продолжали, однако, заниматься этой прекрасной спортивной игрой, вместе бывали на стадионе. Ходукин, между тем. поступил в Одесское высшее мореходное училище и в Харькове отсутствовал. А его сосед по парте, «Кура», один из тех волейболистов, высокий, могучий парень, вовсе не дурак, не двоечник, один из лучших спортсменов среди ребят нашего класса, продолжал жить в Харькове, заниматься спортом и вместе с прежними партнёрами играл в составе какой-то волейбольной команды.. В отличие от Ходукина, жил он не просто в обеспеченной, а в очень обеспеченной семье, его отец был большим начальником в «тыловых» частях Харьковского гарнизона.
Между тем, на стадионе из шкафчиков членов волейбольной команды стали пропадать какие-то вещи – уже не помню. какие именно: то ли фотоаппарат, то ли складной ножик, то ли ещё что-то. И одну или две такие вещички кто-то увидал в доме у Куры... Когда в очередной раз что-то у кого-то пропало из шкафчика, волейболисты не стали церемониться, а просто проверили ящик Юрика. Украденная вещь лежала там...
Историю эту рассказал мне один из спортсменов – с выводом, который кажется мне весьма достоверным: скорее всего, и пропажи в нашем классе были того же происхождения...
Судьба Юрия Куренка (теперь читателю ясно, почему я воспользовался этой заведомо вымышленной фамилией) мне совершенно неизвестна с того самого момента, как он окончил вуз. Никогда – ни на 20-летие, ни на 25-летие со дня окончания школы – не появлялся он в нашем кругу. Для сравнения: его сокурсник явился на юбилейный вечер 1975 года с другого конца страны…
Свободное копирование
