Вернёмся. однако, к Елене Павловне и её разговору с Жорой Кириченко, невзначай услышанному то ли Братутой, то ли его тёзкой Ходукиным (но мне его пересказывал Братута). После какого-то конфликта Жоры (с кем – не знаю) классная руководительница уговаривала его:
– Жора, я их сама ненавижу, но – что же делать? Сейчас такое время. когда мы не можем откровенно выражать наши чувства: это опасно. Постарайся и ты сдерживаться...
О ком шла речь, кто это «они» – не усомнился ни слушавший этот тайный разговор Эдик Ходукин, ни пересказавший мне его со слов своего тёзки Эдик Братута.
Казалось бы, после этого меня не должны терзать угрызения совести по поводу одного моего поступка, совершённого «по сговору» с моим школьным другом Толей Новиком в конце восьмого класса. С этим красивым, стройным, умным и спокойным мальчиком мы сидели вместе за первой партой, потому что оба стали плохо видеть то, что написано на доске (у обоих к этому времени развилась близорукость). Совершенно не зная об антисемитских настроениях Елены Павловны, мы за что-то её сильно невзлюбили. И вот, в день её рождения, случайно узнав об этой дате, мы придумали какую-то комическую и оскорбительную телеграмму, сбегали в ближайшее почтовое отделение и отправили ей эту гадость – вполне цензурную, без малейшей непристойности, но какую-то весьма издевательскую.
Что было в наших мозгах, да и были ли у нас тогда хоть какие-то мозги? Хотя телеграмма была анонимной, но при желании, разумеется, можно было нас без труда вычислить: ведь текст, отданный для отправки по телеграфу, был написан моей или его рукой. Но дело даже не в этом, а в самой безжалостности и гнусности нашего поступка. С опозданием лет на 55 осуждаю себя и своего друга. (Писано в 2002).
Но – вот в чём «диалектика»: именно с этого дурацкого и некрасивого поступка началась наша с Толей многолетняя дружба! Разнесённые судьбой друг от друга на 10 – 15 тысяч километров (я – в Израиле, он – в США), мы переписываемся, перезваниваемся и по-прежнему близки душевно.
Ещё одним моим любимым другом на всю жизнь (вплоть до недавнего злокачественного разрыва) стал Юра Куюков. Крепенький, смуглый, черноглазый, он обладал даром рассмешить внезапной шуткой весь класс. Мы с ним сблизились, как и с Толей, уже в восьмом классе. Родной племянник знаменитого украинского писателя-юмориста Остапа Вишни, он (возможно, именно поэтому) был осведомлён в каких-то окололитературных историях. Однажды Юра мне рассказал по секрету, что наша Елена Павловна - поповна, что в её семье бывал в молодые годы известный украинский советский прозаик Петро Панч и что она послужила прототипом для одной из отрицательных героинь его раннего произведения «Мышачi нори» («Мышьи норы»). Произведение такое мне никогда так и не встретилось, однако подробность эта – запомнилась . Но я не слишком задумывался о душевных качествах этой учительницы, пока не случилось одно событие в жизни нашего класса. Впрочем, я и во время этого события его не осмыслил – это произошло позже.