Но хотя в школе я обрёл, наконец, относительное спокойствие, вокруг царила враждебность.
…Иду по улице. Навстречу – женщина, рядом с нею – крупный подросток лет 16-ти – 17-ти: почти юноша. Мне и в голову не приходит, что эти мирные прохожие (на вид – мама с сыном или тётя с племянником) чем-то опасны. Но, поровнявшись со мною, парень вытягивает руку на уровне моего лица и кулаком разбивает мне губы в кровь. А дальше… оба проходят, даже не оглянувшись! Я стою окровавленный, смотрю им вслед, изумлённо кричу: «За что?!», но ответа не получаю. («Не ходи босой, дурак!» - крикнул в подобном случае в ответ на такой же вопрос казак-погромщик огретому им нагайкой еврею (в "Тихом Доне") Но то был хотя и издевательски нелепый, а всё-таки ответ… На мой же вопрос ни мой обидчик, ни его спутница даже не оглянулись, и носом не повели!)
… Иду в гости к своей подружке Эльзе – дочке папиной сотрудницы Розы Борисовны Сироты. Они живут на четвёртом этаже. Стучу в знакомую дверь, открывает её вовсе незнакомый парень – тоже подросток, но на несколько лет старше меня. Окинув взглядом, вежливо приглашает: «Проходи!» - и жестом указывает на знакомую мне комнату. Иду через небольшой коридор коммунальной квартиры и думаю: кто это? Тоже гость – или их сосед?
Между тем, он уже распахнул дверь комнаты и ждёт, когда я войду. Пропустив вперёд, входит сам и… запирает изнутри дверь на ключ. Я уже заметил: комната – другая, не Эльзина! Я ошибся этажом – постучался в квартиру на третьем, а мне нужен четвёртый… Рвусь назад – но он положил ключ к себе в карман, и я в руках врага! Злыми, беспощадными глазами смотрит он на меня – и произносит злорадно:
- Попался, жидяра?!
- Пусти! – сдавленным голосом отвечаю я, прекрасно понимая, что просто так он меня не выпустит. Сердце между тем ухнуло вниз – до пяток не дошло, но барахтается где-то посредине. Парень – угрюмо:
- Давай деньги!
- У меня нет, честное слово!
Но он не верит:
- А если найду?
- Ищи!
Он добросовестно, как таможенник, вывернул мне карманы . Но,не найдя ни копейки, разозлился, дал мне подзатыльник, отпер дверь, распахнул её и пинком под зад выгнал меня в коридор. Не правда ли: я дёшево отделался?
* * *
…А вот и ещё эпизод. На улице осенью повстречавшийся мне незнакомый взрослый мужчина сорвал с меня кепку и забросил через забор кому-то во двор. Я полез, кепку достал, но неисправимо порвал о забор брюки…
* * *
Вот так, с опаской, втягивая голову в плечи, а при возможности обходя встречных, я научился ходить по Златоусту – и от этой привычки долго потом не мог избавиться. Не хочется тревожить прах К. Cимонова, и ведь этот писатель был не из худших, он искренне осуждал юдофобию, но её последствия, её тяжкое воздействие на гонимый и презираемый народ полностью осмыслить не мог. Может быть, после такого моего рассказа и ему стало бы понятно, откуда берётся у евреев болезненное чувство, заострённое внимание к своей национальности… Что понапрасну гадать?!
А теперь, дорогой читатель, после столь ощутимого роздыха, вернёмся к плавному, плановому, безмятежному течению жизни.