После пионерлагеря я уехал с отцом в сельскую местность – далеко за город Курган, в Зауралье, и пробыл там до начала учебного года. И даже дольше: когда мы возвратились в Златоуст, школьные занятия шли уже полным ходом, причём оказалось, что я переведён в другую школу. Ведь товарищу Сталину стукнуло в голову с осени 1943 года разделить школы в крупных и средних городах на мужские и женские. Такая реформа протекала в русле возврата к дореволюционным формам быта и жизни (восстановление офицерских и генеральских званий, введение погон, замена наркоматов на министерства, возобновление архаичных «здравия желаю», «никак нет», «так точно» и «слушаюсь» вместо рабоче-крестьянских «здравствуйте», «да», «нет» и матросского «есть!»…)
Всё это можно бы сейчас сравнить со «стилем ретро».Но если погоны и министерства привились прочно, то школы лет через десять после войны и спустя два-три года после смерти Сталина вновь объединили. Возможно, причина в том, что если одни преобразования коснулись лишь формы, то другие (среди них и школьная реформа) затронули суть вещей. Во время войны, с милитаризацией быта, в обстановке обострённого внимания к военно-патриотическим традициям российского прошлого, кому-то показалось уместным вернуться к гимназиям, кадетским («суворовским») училищам, воспитывать мальчиков по-воински, девочек же учить домашнему хозяйству, «и танцам, и пеньЮ', и нежностям, и вздохам». Этому предшествовал период военизации школы ещё совместной, где учились и мальчики, и девочки. Например, зимой 1942 – 43 учебного года в нашей 26-й школе (думаю, и в других) был введён порядок, предусмотренный Уставом внутренней службы Красной Армии: при появлении директора (в армии – командира части и вышестоящих начальников) дежурный учитель должен был скомандовать: «Школа, смирно!» - как дежурный по части командует: «Полк, смирно!». Наша учительница Елизавета Алексеевна, похожая на толстую утку, обладала, как на грех, голосом чрезвычайно писклявым. Завидев директора школы (тоже женщину), багровела от смущения и визжала что есть силы на самых высоких нотах: «Шко-ла! Сми-рна!». У детей этот комический возглас вызывал приступ неудержимого веселья – о смирном поведении не могло быть и речи…
Для более успешной военизации мальчиков министр просвещения Потёмкин (вот же метит Бог шельму: просвещения – Потёмкин!) решил дело единым росчерком пера: школы в городах были разделены, и, вернувшись с отцом из деревни, я узнал, что отныне должен учиться в 6-й мужской школе, которая находилась довольно далеко от метзавода – в районе, именуемом Татарка.