Перед началом огородных работ Матрёна вскрыла нужник и перетаскала все накопившиеся за зиму наши отходы на пашню. Вонь стояла невообразимая, но хозяйка ходила довольная-предовольная и всё посмеивалась над своей завистницей соседкой – презлющей молодкою Павлиной, - она же Павла.
У Павлы тоже стояли на квартире эвакуированные, вселенные сельсоветом, но из-за своего мерзкого, вздорного нрава она их приняла в штыки, в свой нужник не допускала, и они бегали куда попало, - даже к нам, то есть к той же Матрёне. А теперь их хозяйка осталась без удобрений, - она сама не могла, при всём желании, хоть как ни нактужься, обеспечить собственными силами свой приусадебный участок. Павла завидовала ушлой соседке и злилась на неё, на себя, на своих постояльцев, на нас, на весь белый свет!
К весне мы жили уже без папы и без Марлены: он списался со своей Гипросталью. эвакуированной на Урал, в Златоуст, и оттуда ему прислали вызов на работу. Перевезти сразу всю семью в совершенно новое место он не решился, а Марлену,. которая уж очень приставала, согласился взять с собой.
Марленка, дитя своего времени, горела желанием попасть на фронт. Ей шёл семнадцатый год, таких молоденьких в армию ещё не брали, но всё-таки она попыталась стать военной медсёстрой, бегала на какую-то медкомиссию и там попыталась скрыть от глазного врача .свою близорукость. Это ей не удалось, и на худой конец она решила крепить победу самоотверженным трудом в тылу на каком-нибудь заводе. Приехав в Златоуст, в самом деле устроилась на металлургический завод в лабораторию – делать анализы плавок стали. Девятый класс оставила – в тот год не доучилась.
Уйти на фронт, как я узнал гораздо позже, стремилась и наша мама. Без отрыва от работы окончила курсы медсестёр. Готова была оставить меня у Эти и ехать куда прикажут. Но… если даже отца,. кадрового военного, упорно не хотели брать, то кому нужна была почти сорокалетняя женщина, не меньше, чем он, опачканная политическими обвинениями…