Вторым событием той весны было рождение у Матрёниной козы двух прелестных козлят. Говоря по-местному, «Манька осуягнилась». Правда, Матрёна нашла для этого явления более эмоциональное слово: выполнив обязанности козьей акушерки, вошла в избу с торжественным и радостным сообщением:
- Манькя-та, кoзлуха-та, двух козлят высрала!
Вскоре Маньку стали доить. Как-то раз Матрёна предложила бабушке подоить козу.
- Баушко, - сказала хозяйка, ты ить баила, што доить умеешь – у твово-де тятьки три коровы было…
Бабушка согласилась, они вдвоём пошли в сарай, но через несколько минут, шипя своё «Тшорртт такая!», бежит в избу наша коротышка бабушка, а за нею, давясь от смеха, идёт «большегрузная» Матрёна и подливает масла в огонь:
- А хвалилась: я, мол, до-ить умею! А козлуха-то швырк по ведру копытом, и всё молоко – наземь!
Бедная наша бабушка, может, и в самом деле малость приврала: её отец, когда-то зажиточный, потом враз обеднел,. и я не знаю, успела ли она, выросши, застать хоть какое-то подобие благополучия в доме. А, может, забыла и то, что смолоду умела. Да и если доила ведь когда-то в отрочестве, то не коз, а коров – скотину более смирную и покладистую. А Матрёнина Манька была сущая сатана, «тшоррт такая!», – мне с нею летом ещё придётся дело иметь, ох, уж и хлебну я горя!
Свободное копирование
