НА СНИМКЕ: группа детей нашей и родственных нам семей, а также из семей других дачников и местная детвора. Слева направо: мальчик, имени и фамилии которого не помню; моя сестра Марлена с нашей двоюродной сестрой, трёхлетней Светой Сазоновой на коленях; наша двоюродная сестра Стелла; три местных мальчика, с которыми я играл (одного зовут Петро, другог - Микола, но кто из них кто - сейчас не определяю); наконец, последним сидит на сккамейке будущий автор этого повествования Феликс Рахлин, - сидит в неутолимой мечте о собственной лошади...
Да, я мечтал о собственной лошади. Одна мысль о том, что такое возможно, вызывала ощущение счастья. Как хорошо, что мне ещё не были известны актуальные подробности коллективизации, а именно то, что индивидуальное владение конским тяглом порой служит основанием для раскулачивания и ссылки. Да к 36-му году, пожалуй, уже и не было на Украине крестьян, единолично владеющих хотя бы захудалой клячей. Всего этого мне знать было не дано по возрасту, а по возрасту мне было - хотеть владеть! Я и сейчас не знаю животное лучше, чище, красивее лошади.
Однажды во время купания взрослых в реке я забрался в стоявшую на берегу бричку тёти Поли, рядом с кучером, а сзади насели другие ребятишки. Тётя Поля купалась, кучер сидел рядом со мной, я держал в руках вожжи. Вдруг он сказал мне:
Паняй додому!
Испугавшись такого доверия, я, однако, крикнул, не надеясь на успех:
- Н-н-но-о!
И лошадь пошла! Для городского мальчика это было чудом! Преисполненный1 гордости, я правил ею, возле Лёвиной дачи сказал "тпру!" - и команда сработала! Я был в восторге от лошади, но особенно - от себя самого и пристал к Стеле, чтобы она сказала спасибо. Мне было необходимо признание моего успеха. Но Стела начисто была лишена чувства благодарности и священного трепета. Я обиделся.
Вот, может, с того момента я и возмечтал о собственной лошади. Должно быть, хозяева узнали об этом. Потому что однажды кто-то из их семьи сказал мне:
- Бiжи швидше на вулицю - там тобi Iван коня привiв!
Действительно, хозяйский сын Иван возился около подводы. Выскочив во двор, я долго любовался подарком - чудесной смирной лошадкой, но Иван увёл подводу со двора, и я понял, что обманут.
Несколько дней спустя тот же Иван сказал мне:
- Ходiм коня купувати!
Опять в моём сердце воскресла надежда. Мы отправились куда-то в другой конец села вместе с бабушкой. Она о чём-то договаривалась с хозяевами, Иван ходил по огромному саду, показывал мне птичек, попавших в сеть: они возились там, даже летали под сеткой, но выбраться не могли.
Опять меня обманули. Лошади не было. Вновь мне было суждено пережить обман и разочарование.
В Шишаках впервые испытал я на себе и бессмысленную людскую злобу, подлую месть. Как-то со Стеллой мы бежали через огород по тропке от них к нам. Стелла показала на кустики какого-то растения и сказала, что там, в земле,. лежит картошка. Настоящая. Я не поверил: а чего это она там лежит?
- Она там растёт, - сказала Стела. - Вот дёрни - и сам увидишь.
- Я легко вывернул кустик - и, в самом деле, среди комьев земли увидал розовые клубни. Мы оба так испугались, что тут же и удрали, оставив на месте все следы преступления. Дочь хозяйки огорода, злющая 16-летняя девка Одарка, догадалась, чья это работа, хотя мы и не признались. Однажды, когда я спал во дворе на раскладушке, она стянула лежавшие на земле мои сандалии и забросила Бог знает куда. Один нашли, а другой и до сих пор где-то там...
Сделала это Одарка - знаю точно, хотя она и не призналась...
Вскоре в Шишаки приехала Марлена. Сестрёнка уснула с дороги, а мы, дети, собрались в хате и ждали, когда она проснётся. Я отвык от неё и теперь долго смотрел на её забытое лицо. В хате, где она спала, стояла пугающая тишина, ставни были полузакрыты. Все в тишине глядели на спящую, как вдруг она стала просыпаться... Личико дрогнуло, веки зашевелились.... В полумраке это вышло как-то страшновато, и мы со Стелой дружно заревели: она - от испуга, а я - ещё и оттого, что вдруг узнал и вспомнил сестру.
В.детстве я от радости всегда плакал..