В Шишаках должны были жить семья Лёвы, наша семья, Миля Злотоябко и Сазоновы. Выбрано было это село не случайно: там постоянно жила и заведовала местной больницей родственница Ёни Злотоябко - тётя Поля.
На железнодорожной станции поздно ночью нас встречал дядя Лёва с подводами. Одной из них правил он сам.
Я лежал в телеге, смотрел в глубокое звёздное небо и... сочинял музыку. Придуманные мною две-три музыкальные фразы помню до сих пор.
От огромного села Шишаки, которое находится к северо-западу от Полтавы, между Сорочинцами и Диканькой, в самой сердцевине гоголевских мест, в моей памяти остались лишь осколки: хата под очеретом, где жили мы, огород с тропинкой к соседскому добротному дому с верандой, в котором поселилась Лёвина семья, глубокий овраг, по краю которого мы ходили к тёте Тамаре, обсаженная вербами дорога к реке - и сам Псёл, плавно текущий в камышах между пологим "нашим" берегом и крутым противоположным, за которым чернел загадочный тёмный лес.
У реки собирались дачники: тётя Рая с крошечным Эриком, массивный, с круглой бритой головой, Шура Сазонов, умевший как-то удивительно вкусно, с чёткой скандовкой выговаривать слова, его трёхлетняя дочь Света, пятилетний - я, тринадцатилетний Миля, моя мама, принимавшаяся вдруг приседать в воде, хлопая по ней ладонями и громко взвизгивая от удовольствия, и другие взрослые и дети.
На бричке с кучером подъезжала тётя Поля - та, что работала главврачом местной больницы. Был здесь и другой родственник Ёни Злотоябко - его родной брат Боря. Раздевался. Громко крякая, входил в воду, нырял и, отфыркиваясь, плыл к другому берегу. Плавая там под обрывом, кричал, широко раскрывая рот:
- Глу- бо-ко-о-о!!!
"Г" произносил по-южно-русски, горловым придыханием, а на каждом "о" делал упор, как это свойственно украинцам (и украинским евреям).
Миля называл его "дядей Борей Голопупенко". Я считал, что это настоящая Борина фамилия. Она удивительно шла к нему - толстобрюхому, с существенным пупом в центре круглого живота.
Дядя Шура Сазонов, переплыв речку, долго стоял на том берегу, вызывая у меня зависть и любопытство: мне казалось, что там другая жизнь, всё - другое, необычное. Вернувшись, дядя Шура подтверждал это предположение:
- Я видел там мма-ллень- кких чче-лло-ввечч-кков, они ез-здят в мма-ллень-кких вва-ггон-ччи-кках...
И т. д.
Но как-то мы все пошли в дальнюю прогулку, перешли вброд речку в другом месте, гуляли на "том берегу", однако он оказался почти как "этот" - и никаких "чче-лло-вве-ччков не встретили. Попались, правда, в лесу какие-то пьяные мужики, но роста вполне обыкновенного. Великий мастер врать был дядя Шура! За это я и любил его всю жизнь.
Мои родители, во всяком случае - папа, бывали в Шишаках наездами, со мной возилась, в основном, бабушка Женя. Лёву тоже помню урывками. В его жизни, в жизни моих родителей начинались как раз тогда страшные дни и годы, но я и не догадывался об этом. У меня тогда в голове жила одна заветная, жгучая мечта.
Свободное копирование
